живого котенка, чего угодно можно ждать… Как ты думаешь, если бы папа был с нами…
Он по-прежнему надеется на отца… Может, потому, что не знает его так, как я. Мы уже год, как его не видели. Если тебе двенадцать, а в декабре стукнет тринадцать, года вполне достаточно, чтобы начать кое-что забывать, а то, что вспоминается, никак не соотносится с реальностью…
– Мне жаль тебя огорчать – нет. Ничем бы он не помог.
– Конечно помог бы. Он вернется, и я все ему расскажу, как их зовут и где они живут. Он с ними точно разберется. Он им задаст такую трепку, что они и чихать будут бояться.
Брат покивал в такт своим мыслям, будто видел эту картину на киноэкране у себя в голове, и я подумала, как жутко ему было, когда я лежала со связанными руками и спущенными штанами, с еловой шишкой в заднице, и, давясь, ела траву из его рук…
– Это, скорее всего, не дикая норка, – решила я сменить тему. – Слишком уж мех красивый. Наверняка сбежала со зверофермы.
– Я и не знал, что они умеют плавать.
– Мне папа рассказывал. Помнишь, он работал на такой ферме, когда ты был маленький? Бывает, они удирают из своих клеток и сразу бегут к морю – рыбу ловить.
Я поискала глазами – норка исчезла. Наверное, заплыла за причал.
– Ты и в самом деле собираешься заплатить ему тысячу крон?
– А у меня есть выбор?
– А где ты достанешь такую кучу денег?
– Придумаю что-нибудь…
Брат поднял камушек и кинул в воду. Экзема между пальцами стала хуже, мазь кончилась, а я не купила новую. Не забыть, когда буду в городе.
– Пойдем домой или посидим еще?
– Домой? И что там, дома?
– Да… ты прав, конечно.
Наверное, это было ошибкой – предлагать Герарду деньги, чтобы он оставил нас в покое. И где я возьму эту тысячу? За неделю! И с чего я вообразила, что он сдержит слово?
Я посмотрела на низкий штакетник за густым кустарником над гаванью. Отсюда видно крышу дома, где живет Томми. Надо будет с ним посоветоваться. Пойти, что ли, к нему домой? Он болеет, но можно ведь попросить разрешения поговорить. Или позвонить ему попозже вечером. Или разыскать профессора.
После случившегося никакого смысла возвращаться в школу не было. Герард со своей бандой исчезли, а я взяла брата за руку и повела на велосипедную стоянку. Учителя наверняка записали нам прогул. Поспрашивали у одноклассников, где мы, а те мотали головами и старались принять невинный вид… не все, конечно. Герард, Ула и Педер нагло ухмылялись – чего им бояться?! Потом будет доложено куратору, куратор напишет маме, а та, скорее всего, письмо даже и не распечатает. Меня вызовут к Л-Г, классному руководителю, и я, как всегда, буду врать: дескать, увела брата с уроков без всякой особой причины – нет-нет, ничего особенного, чувствовали себя неважно, пятница была, всего три урока оставалось.
– Пошли к морю, – сказала я брату, когда они ушли и оставили нас одних в лесу. – Только сначала умоемся и захватим другие штаны.
И мы сели на велосипеды и поехали в Гломмен[6]. Свой дамский, вполне приличный, я нашла в контейнере для мусора,