любимой женщине, по духовной напряженности сопоставимы, на мой взгляд, лишь с Фетом:
Неправда, что только одна
Луна у чарующей ночи,
Что может иначе литься
Волос твоих чудных волна,
Что можно мне не молиться,
Твои обнимая плечи,
Что можно касаться не плача
Души твоей нежного дна.
Сегодня, когда скотское отношение к женщине легализовано компрадорским режимом, пощечиной этому режиму и его сексуальной революции выглядят такие строки узника мордовских политлагерей:
Если женщину берут на час,
Если сердце ее жгут в ночах,
То ложится этот грех
На всех…
Собственно «антисоветских» стихов у Соколова было не так уж и много. Но именно за них получал свои срока обладатель ранимой и трепетной души, певец чести и жалости, христианин, оставшийся верным своему Учителю до конца. Первые 8 лет (1948–1956 гг.) Соколов провел на Севере, в одной зоне с уголовниками – товарищ Сталин держал всех вместе. Два года затем он пробыл на «воле», в Новошахтинске, работая на шахте. Затем 10 лет (1958–1968 гг.) – в политлагерях
Мордовии. Когда ему дали третий срок – 5 лет за «хулиганство» (он поспорил с заведующим клубом по поводу коммунистических лозунгов), я написал Подгорному, протестуя, прося и угрожая «мировой общественностью». Помогло ли мое вмешательство, не уверен, но во всяком случае Ростовский областной суд «скостил» ему срок с 5 лет до одного года. Вот этот один год уголовной зоны в 70-е годы стоил для Валентина Петровича прежних восемнадцати – это его буквальные слова из письма мне после освобождения. Я знаю по многочисленным свидетельствам, что уголовные лагеря 70—90-х годов XX века – это торжество беспредела, где нет даже «воровских законов», где правит Хам в последней ипостаси. Потом мне пришлось самому «загудеть» вторично, и я потерял Соколова из вида. Он умер в спецпсихбольнице 7 ноября 1982 года, когда я досиживал последний месяц второго срока.
К Соколову тянулись все узники, независимо от политических и духовных воззрений. Он как бы олицетворял всех нас. Это был голос отверженных, голос ГУЛАГа. И еще это был большой русский поэт. Поэт именем Божьим.
В июне 1995 года вместе с Леонидом Бородиным мы ездили в Новошахтинск на открытие памятника В.П.Соколову на местном кладбище, где покоятся его останки.
На седьмую зону приезжали чекисты из Москвы. Пытались взять у меня показания против философа Померанца. В 1959 году Григорий Соломонович читал мне и А. И. Иванову (Рахметову) лекции о советском режиме, на довольно высоком уровне. На следствии 1961 г. я отказался подтвердить показания второго слушателя об этих беседах. Теперь чекисты, видимо, надеялись, что если уж я стал «черносотенцем», то дам против еврея посадочные показания. Плохо думал КГБ о морали русских националистов. С чем приехали – с тем и уехали. «Я тогда не вспомнил! Вы хотите, чтобы через четыре года, здесь, за колючей проволокой, я вспомнил?» Еще на семерку приезжал Евгений Иванович Дивнич, в прошлом один из руководителей НТС, вставший