в окно, тщательно прицеливался – при этом у него из перекошенного рта высовывался кончик языка – и с наслаждением запускал камень за камнем в увиденного или угаданного злодея.
Сашка Меркунов, отбежав назад, спрятался за одним из столбов. Его старший товарищ оказался за соседним столбом. Они усердно собирали камни, рассеянные вокруг, и подкидывали их бойцам на передней линии.
Солнце врывалось в пустые окна. Оно грело наши лица. Радостный весенний мир лизали длинные тени.
Один за другим прилетали камни. Они ударялись о найденное препятствие и рассыпались кучей брызг – воздух всё больше насыщался пылью, отчего першило в горле, хотелось чихать, слезились и часто моргали глаза.
– Быстрее давай ещё! – орал, захлёбываясь слюной, Мишка Чекалкин. – Не дай ему высунуться. Не дай! А то он нас завалит!
– Нате, держите, ха-а! – подхватывал Димка.
– Проклятый ихтин-завр, – неслось по заброшенному зданию из красного кирпича.
Я прошёл вдоль стены и выглянул в окно, и увидел невысокое маленькое строение, где в будущем разместится часовня. Оно, лишённое крыши, даже не доходило до нашего второго этажа. Там мелькали головы. На всякий случай я подался назад.
Я долго путался в неясных и противоречивых мыслях: «Куда лучше идти, к окну или за столб? Но от столбов не видно неприятеля. А у окон слишком опасно. Правда ли, необходимо рисковать собой и ребятами, что находятся по другую сторону стены? Хочу ли я кому-то причинить ущерб, готов ли я сам пострадать? Насколько всё серьёзно, важно?»
Мне хотелось крикнуть: «За что сражаемся, ребята?»
Пока я терзался в сомнениях, всё, вдруг, прекратилось.
В один миг, как по команде, всё стало, как прежде. А главное – это тишина. Она была первой. Мироощущения как бы плюхнулись на прежнее место – и всё покатилось, как всегда.
Кто-то из ребят стоял, кто-то сидел, но каждый был растерян: что делать, высовываться, кидать, метать или идти прогулочным шагом, чтобы созерцать поле боя? Торжествовать!
Некоторое время Мишка, высунув голову, внимательно изучал лежащее перед ним пространство.
– Кажись, ушли, – сообщил он и выпрямился.
Была весна, был май, всё ещё существовала Коммунистическая Партия Советского Союза, Перестройка делала уверенные шаги, а мы были детьми – мы шествовали в тумане.
Я так и не разобрался в произошедшем.
Сначала – всё было таинственно.
Потом – шумно и опасно.
И вот – тишина.
Говори, как хочешь, ходи, как и где вздумаешь – делай, что хочешь. Не надо таиться, не надо прятаться и уклоняться, кидать, кричать, суетиться.
Я вплыл в середину залы.
А ребята уже снова перекинулись через подоконники. Они осматривали местность. Те, кто был на переднем краю сражения, между делом рассказывали группе прикрытия о бывшей дислокации противника.
– Ушли… Трусы! – в сердцах выкрикнул