бочку Европы, Галерий проявил державную смекалку и тут же отыскал пару-тройку давным-давно повзрослевших пацанов, которые лупили его в детстве, в кровавый пурпур разукрашивая мальчишескую физиономию, и которые по недоумию-недомыслию не захотели или не додумались забриться в рекруты, откупившись от рекрутёров коррупционным золотом и медяками. Вспомнив трудное босоногое детство с чугунными игрушками и подзуживая-накручивая сам себя, цезарь, не раздумывая, собственноручно в тисочки защемил всем былым мучителям пенисы, а потом приказал вообще без оных оставить. Обряд болезненного, но не смертельного оскопления свершился в тёплой дружественной, пусть и не торжественной обстановке: как в пастельных, так и в напыщенно-насыщенных тонах, на фоне естественно-природного ландшафта и реквизита. Евнухов не умертвили, хотя могли бы довести посконный обряд до своего логического конца, а поставили на паузу, чтобы в будущем пристроить на работу по профилю. Им поневоле пришлось оставить сельскую пастораль, забросить труд пастухов и землепашцев и переместиться в загашники Никомедии, чтобы в один прекрасный день после долгого и томительного безделья вдруг начать наслаждаться чистым искусством, искусством для искусства, переползши из лона в лоно, перелетев из тени в свет и лицезрея только прекрасное, начало всех начал.
Так усыновлённый сын и будущий наследник Диоклетиана получил первый приятный для своей психики и души опыт от взирания на мучительные страдания разумных тварей Божьих: око за око, зуб за зуб. Духовно скрепился с римской историей и традицией. Остальных пацанов Галерий, как ни пыжился и как ни старался, не нашёл – ищи-свищи их по необъятным просторам империи в составе разных когорт и легионов: вовремя затерялись под латами, шлемами и балаклавами. А кто-то уже даже с матерью-сырой землёй сроднился, сровнялся и сравнялся – войны держава вела перманентно, редкие годы обходились без скрежета зубовного и лязга противостоящего друг другу металла мечей, копий, щитов и доспехов.
Культура интеллектуальной Эллады Галерия не интересовала ни разу, а солдат болтуны-философы-греки порождали и поставляли неважных, тоже изнежились и выродились – тут новый цезарь ничего и никого для себя не искал, хотя мог бы, порывшись в словаре, случайно и в этой навозной куче ещё пару пацанов, своих детских мучителей, надыбать. Не срослось: сожалел, но не звал и не плакал.
Эти выросшие ныне дети были для Галерия теоретическими пророками плаща пурпурно-кровавой расцветки и практическими – грядущего рака. Но он не оценил первого, болезненно и наитием предчувствуя второе. За что боролся, на то и напоролся.
Впрочем, впереди была ещё долгая и счастливая жизнь владыки античного мира: предстояло много трудиться, ибо владыкой мира будет труд. Ратный.
Рим до и в эпоху Диоклетиана
«Бросать не стоит в будущее взгляд,
Мгновенью счастья будь сегодня рад.
Ведь