в европейских политических кругах вокруг… твоей империи…
Цесаревич Александр Павлович снова заходил по кабинету. Слова насчёт «твоей империи» он, видать, не дослышал, хотя они громко были сказаны. Или пропустил те лизучие слова Мишки Черкутинского мимо своей лысой головы. Скользнули они по цесаревской богатой лысине…
Александр Павлович остановился возле красиво вырезанного из африканского дерева письменного бюро. Над письменным бюро французской работы висел портрет его бабки, ныне здравствующей императрицы. Она вроде хмурилась сквозь державную улыбку. Рядом с портретом бабки висел портрет отца цесаревича, Павла Петровича. То ли от свечей, то ли от теней на стене, но отец явно хмурился и даже как бы негодовал.
И занавесить эти портреты нельзя, не к тому они здесь повешены, чтобы иногда прятаться…
Да, будь бы он сейчас Император Александр Первый, эту Дарственную грамоту греческого полководца опубликовал. Точно! В газетном разделе: «Разные нелепицы».
– Так это… Саша… как бы помочь нашему другу, Петру Словцову? – напомнил наследнику Иван Мартынов. Наследника следовало отвлечь на время от мыслей про Македонца. На эту тему говорить надобно без Мишки Черкутинского. Мартынов знал про его некие шашни с иезуитами. Впрочем, с иезуитами, то бишь – польскими евреями, но под католическими балахонами, в Петербурге многие сановные сынки шашни водили. Ради денег. Ради денег, это ничего, это пусть. Молодость, она денег стоит! А вот как станется, когда молодые сановники заменят своих отцов? Худо будет России, худо будет! И многие великие роды впадут в нищету и сгинут. А наверх вылезет польская, немецкая, да и теперь уже видать – французская чиновная нечисть. Эх, Рассея, ты Рассея, под кого ты улеглась? Под масонскую курвяную нечисть!
Глава десятая
Александр Павлович ходил в это время нервными шагами, высоко задирая колени, затянутые в кожу новёхоньких кавалерийских сапог. Внезапно остановился лицом к лицу с Мартыновым:
– Мне надо помочь? Кому? Государственному преступнику? – Александр Павлович снова стал нервно ходить по кабинету, на поворотах цепляясь шпорой о шпору. – Налей винца мне, пока я думаю. Да нет, лучше водки налей, не вина. Мозги что-то от вашего Македонца застыли.
Он позвонил прислуге, дёрнув за пристенный шнурок.
– Закусить чем водку. Живо! – приказал всунувшемуся в дверь сонному лакею.
Цесаревич ещё походил по кабинету. Иван Мартынов и Михаил Черкутинский неуверенно переглянулись. С Сашкой Романовым, прямым и явным имперским наследником, такого приступа нервности при них ещё не случалось.
Александр Павлович притопнул ботфортом, подошёл к секретеру, выдвинул звякнувший металлом потайной ящик, достал шёлковый, длинный, как немецкая колбаса, сверток. В свёртке тонко звякнуло золото. Протянул золото Черкутинскому.
– Вот этим помогу, а более – ничем. Понял?
Иван Мартынов отвернулся. Вот тебе и наследник трона, справедливый и