один из попутчиков
Не перейдет на другую сторону Старой Стены.
В одни времена стена – лишь препятствие,
По преодолении которого
Новое солнце восходит –
Барьер революции образа жизни и мыслей.
Но время от времени в ходе веков
Стена становится неодолимой.
Это время, когда эмаль листвы
На воде прудов
Знаменует конец старой жизни,
Но новой еще не видно
За выпавшим снегом.
Для пальцев слабых остекленела поверхность
Стены.
И мысли погрузятся в оцепенение беременности
У Старой Стены.
И дети, играя, полезут за стену,
Как в сад
Соседский.
Поэтому жду терпеливо детей я.
«Дети Больше и дети Лучше! дети, вспомните…»
дети Больше и дети Лучше! дети, вспомните,
вы – дети Случая,
вероятностного взаимодействия
лицедействуя и злодействуя
на подмостках, что мнятся бытием,
единичное вы событие,
недостойное званья открытия
создавая свои концепции,
вы и сами – всего лишь концепция,
что нуждается в доказательстве.
Кривь и кось
корявые ветви деревьев – фотографии кумитэ
приготовимся, дети, к тяжелой борьбе:
мы должны уничтожить себя в себе
я – за все извращенное разом:
в нормативном нет хитрости разума,
нормативное – память о пастбище
кривь его превращает в ристалище
кось его превращает в сражение
кривь и кось не дают повторениям
подменять собой отражения
грязная женщина занята грязным делом
пифагорейские сферы
золотые созвучия
энергии тучи
ветры высот, текущие через
пиратский флаг, что полощется в хаосе
выше мелодия, выше нота
обрывается
корявые ветви деревьев – фотографии кумитэ
приготовимся, дети, к тяжелой борьбе…
«Телефонный номер Бога…»
Телефонный номер Бога.
Таксофон. Напевы диска.
Пережеванные строки
Вяжут зубы, как ириска.
А снаружи: стон и грохот
Пробежал чугунной крысой.
Жаждет под унылый хохот
Ветер Землю сделать лысой.
Вызывающе и грубо
Скалятся в ночи березы,
Словно мраморные зубы
Крутобедрой чернокожей.
В непрозрачности незнанья –
Ни единой вспышки, кроме
Искр огненных рыданий,
Пробежавших по соломе.
Смолянистая дорога.
Две заломленных руки.
Телефонный номер Бога.
И короткие гудки.
«Рано или поздно ты обнаружишь…»
Рано или поздно ты обнаружишь,
что безумье твое за притворством не скрыть.
И, над бездной