я), – вся страна оплакивала его смерть. С какими почестями хоронили. Они там, наверху, знали ведь, какое это чудовище. Зачем же организовали такие помпезные похороны? Неужели им теперь не стыдно перед всем народом?» При воспоминании о столь масштабно организованном обмане с паровозными гудками у меня возникло чувство, что над нами, над всеми жителями нашей такой большой страны, публично поглумились. И стыдно было за те детские слёзы. Так что в той среде, где жила я, смерть Сталина была воспринята совсем иначе, чем в его окружении.
Дочь Сталина, Светлана, вспоминала: «Но искренние слёзы были в те дни у многих – я видела там в слезах и К.Е. Ворошилова, и Л.М. Кагановича, и Г.М. Маленкова, и Н.А. Булганина, и Н.С. Хрущёва»[9]. «Повара, шофёры, дежурные диспетчеры из охраны, подавальщицы, садовники – все они тихо входили, подходили молча к постели, и все плакали. Утирали слёзы, как дети, руками, рукавами, платками. Многие плакали навзрыд, и сестра давала им валерьянку, сама плача»[10]. Это совершенно понятно: им было что терять. Они кормились около Сталина, были под его защитой. Подавальщица жила лучше, чем директор школы. Они оплакивали свою судьбу, завтра им предстоит всё поменять, ушла сытая, спокойная жизнь, их место займут другие. Для них, других, смерть Сталина – удача. Плакал Хрущёв, а через три года низверг Сталина. Может быть, это были слёзы радости? Все подавальщицы, повара, шофёры – это ещё не народ.
Народ в это время был далеко от того места, где умер Сталин. Те люди, которых видела я, по поводу смерти вождя не сокрушались, не было ни слёз печали, ни слёз радости. Все как-то молчаливо напряглись в ожидании перемен: к худу или к добру? Вообще ни о чём не говорили: о плохом говорить боялись, хорошего было мало. Самым хорошим было то, что войну выстояли, но какой ценой! Эту победу, это горькое счастье берегли в себе, старались не расплескать. Проголосовать за верность идеям великого Сталина – единогласно. Сходить на собрание – а куда ещё идти? Попробуй не пойди – станешь врагом народа.
Жизнь в селе в послевоенные годы
Что оставил после себя покойник для жителей села? Нудная, грязная, тяжёлая, изнурительная работа с ненормированным рабочим временем. Серые, унылые будни без выходных, без праздников – у скотины праздников нет, её надо кормить, поить, ухаживать за ней каждый день. Неустроенный, убогий быт-прозябание, слова «комфорт» даже не знали. Какой там комфорт – даже уборную не из чего было построить. Лепили из глины, смешанной с соломой. Зимой её заметало, замораживало, нужду справляли за сугробом снега. Пока отсидишь на стуже положенное время, так застынешь, что потом ещё долго остаётся жгучее ощущение холода. А уж если совсем лютый мороз да ещё с диким ветром, то справляли нужду в пристройке для скота и тут же лопатой выбрасывали содержимое на улицу на кучу навоза.
Слова «мебель» тоже не знали, не было такого понятия в крестьянском лексиконе. Были самодельные столы, табуретки, лавки. Всё покупалось на базаре у какого-нибудь умельца. Не было такой фабрики, которая бы изготовляла