пары сапог. Их шили вручную великолепные сапожники-мастера, шубы, шапки шили скорняки. И тех, и других было немного, один-два на всё село. В девятом классе из такого набора мастер сделал мне хромовые сапоги. Шик.
Когда я училась в пятом классе (1952 год), мне купили новенькие кирзовые сапоги по размеру и новую фуфайку с чёрным сатиновым верхом. Фуфайка бала не на мой рост – широкая и длинная, как всегда, завезли один размер, сестре Тамаре купили такую же. До этого я донашивала то, что оставалось от сестры. Рукава обновки пришлось подвернуть, но это не испортило моего праздничного настроения, я ходила такая нарядная! У других и этого не было. Подружка моя носила в школу галоши на два размера больше и до самого лета – не по размеру длинное и широкое вытертое пальто с совершенно облезлым кроличьим воротником.
Когда я пошла в седьмой класс, а Тамара – в девятый, мама решила одеть нас для школы в платья из штапельного полотна. По этому случаю обратились к портнихе. Швея предложила свой фасон, несколько раз приглашала на примерку. Платьица получились красивые: с воланами, юбка клиньями. Рисунок ткани скромный, очень приятный, мягкий коричневый фон с нежными зелёными, жёлтыми, розовыми листочками. Это было первое платье, сшитое по моему размеру. Помню, как шла я в этом наряде в школу первого сентября, торжественно, с достоинством, чувствовала себя барышней: смотрите, какая я уже взрослая и красивая! Старалась вести себя степенно, как серьёзная, умная девочка, к которой все должны относиться с уважением. А как берегли мы эти платьица – они были предназначены только для школы. Наши родители тоже были довольны. Прошло несколько дней, и вдруг бабушка стала настойчиво убеждать нас, что платья сидят на нас плохо, «фонбрки» (так она называла воланы) торчат, клинья висят. Авторитетно посоветовала, чтобы мы эти платья не носили, а то, мол, все будут смеяться. Эта был очень веский аргумент. Носить платья мы перестали. Какое-то время они сиротливо лежали в уголке сундука вместе со старым бельём, потом исчезли вовсе. Видимо, бабушка определила их на прихватки для чугунов.
Много лет спустя мама объяснила причину так внезапно изменившегося отношения к нашей выходной одежде. До неё дошёл слух, что в селе возник ропот: «Ишь, Ананьиха своих девок разодела, ходят как барыни». И это всего-навсего копеечные штапельные платья! Во избежание дальнейших неприятностей платья решено было с нас снять и впредь одевать так, как одевается большинство. У нашей мудрой бабушки на этот счёт было своё резюме: «Попа в рогоже знают», – убеждала она нас.
Хорошо одеваться было неприлично. Прилично было ходить в старье, быть бедным, если одет лучше других – ты уже на подозрении. Такова была сталинская мера воздействия. Не высовывайся, живи как все, для тебя же лучше, если живёшь хуже других. Тут уж без хлопот – ты бедняк, к тебе никаких претензий. Даже если ты заработал своё скромное, шаткое благосостояние честным трудом, жить хорошо не смей. Увидели, что Ананьиха «разодела» своих дочерей,