и тот, который сейчас стоит за моей спиной, второй – значительно старше, меньше, худее и в синем. В Нижнем мире все худые из-за недоедания, но этот тип другой. Маленькие злые глаза смотрят на меня, будто я отвратительная букашка, усевшаяся на его сапог. Понимаю, что он худ и сгорблен от своей злобы и ненависти ко всему живому, а вовсе не из-за лишений.
Синий здесь, явно, главный. Один властный кивок, и крючковатые пальцы моего провожатого больно впиваются в мое плечо и силой усаживают на стул возле такого же серого, как и всё, стола. Молчу и не сопротивляюсь. Что может один подросток против троих, пусть один из них и не отличается атлетическим телосложением?
Усадив меня, конвоир, так же молча, покидает кабинет, а дверь за ним закрывается. Остаюсь с двумя обитателями помещения, и ни один из них не выглядит дружелюбно.
На столе нет ничего, кроме одиноко лежащего на нем планшета. Синий подходит, берет его в руки и гнусавым голосом зачитывает кусочек из моего досье:
– Кэмерон Феррис. Дата рождения: 29.02.2621. Пол: мужской. Особые приметы: родимое пятно слева под ребрами… – на этом он останавливается и выразительно приподнимает бровь. Не успеваю и моргнуть, как меня снова силой ставят на ноги, а затем задирают рубашку. Синий противно причмокивает губами. – Да, пятно есть, – констатирует он. – Сади обратно!
Серый давит мне на плечи, заставляя опять плюхнуться на твердый стул. Смотрю на Синего, даже не пытаясь скрыть ненависть во взгляде.
– Зачем ты напал на Роберта Клемменса? – задает вопрос старший.
К чему этот спектакль? И я, и он понимаем, что мои показания ничего не значат. Боба боится весь цех, все они скажут, что Боб – невинная жертва, дабы им не прилетело от него в ответ. А я – уже дело решенное.
Тем не менее, отвечаю:
– Это была самооборона.
Здравый смысл подсказывает, что лучше молчать, иначе каждое мое слово может и будет использовано против меня… Нет, не в суде, а здесь и сейчас. И если не выйду из допросной, никто не удивится. Сопротивление стражам порядка – частая эпитафия в наше время.
Проклинаю себя, надо было все-таки заткнуться, потому что при моих словах Синий расплывается в хищной улыбке.
– А Роберт говорит, что все было наоборот, – он стучит пальцем с неровно остриженным ногтем по планшету, в котором, очевидно, сохранены показания. – Ты подкараулил его и напал. То же самое подтверждают остальные работники цеха.
На этот раз мне хватает ума промолчать. Казнят или упекут пожизненно за решетку, как папу, но мои слова, точно, ничего не изменят. Мама в таких случаях говорила: «Бог им судья». Но вот только в Бога я верю теперь еще меньше, чем в справедливость.
Синий устало вздыхает, а его взгляд неожиданно смягчается. Он кладет планшет на стол и толкает ко мне:
– Приложи ладонь, этим ты подпишешь признание, – не подпишу, мне отсюда не выйти, прекрасно это осознаю. Уже поднимаю руку и заношу ее над планшетом, как он продолжает: – Признание в нападении и причинении особо тяжких телесных повреждений