довольно крякнул старик.
Остальные заводские как раз окружили застрявшее чудовище, которое содрогалось всем телом, пытаясь выбраться, но не могло податься ни вперед, ни назад – копье застряло намертво.
– Издохнет али нет? – пугливо поинтересовался один из мужиков.
– Так мы ж ему поможем! – решительно заявил Махмуд, выхватывая из рук ближайшего товарища тяжелый топор-колун. Предводитель бродяг отважно приблизился к чудовищу и замахнулся для удара.
– Стойте! – внезапно прозвучало в повисшей тишине. Махмуд оглянулся. Пробившийся сквозь толпу Мазай вышел вперед и повторил:
– Стойте. Мы не должны его убивать!
– Это еще почему?!
– Вы не понимаете! Ведь это уникальное существо, возможно, единственное в своем роде! Последний пережиток эпохи настолько отдаленной, что от одной мысли о ней дух захватывает! Представляете, какую сенсацию в научном мире вызовет открытие этого создания?
– Ты чего несешь, Мазай? Видать, крепко головой приложился-то, когда упал!
В толпе зазвучал хохот – мужики с усмешкой и состраданием переглядывались друг с другом, косясь на Мазая. Хватов тоже внимательно наблюдал за ним. Что-то в старике изменилось – загорелись, заблестели глаза, до этого тусклые и невыразительные, бороденка встопорщилась, словно в запале жаркого спора. Должно быть, именно таким Мазай когда-то представал перед студентами, вещая с высоты профессорской кафедры. Как бы то ни было, слушать его никто не стал. Махмуд, матерясь, вогнал топор в тело чудовища, что вызвало в толпе взрыв радостного улюлюканья. Осмелели и остальные – каждый, у кого в руках было хоть что-то режущее или колющее, бросился к чудовищу и вонзил свое оружие в дряблую чешуйчатую плоть. Мазай, как мог, пытался их удержать, образумить, но уговоры не действовали. Слишком долго люди ждали этого момента. Темная кровь твари полилась рекой, фонтанами брызжа во все стороны, люди, как обезумевшие, кромсали ненавистного врага, едва ли не зубами выдирая из него куски плоти.
Хватов стоял в сторонке и наблюдал. Впрочем, кровавые брызги долетали и до него, черной росой оседая на старой, засаленной телогрейке…
Давешняя снежная буря миновала – высоко в небе, чистом, как переливающийся топаз, сияло солнце, мягко серебря сугробы и наледь на поверхности рельсов и труб. Хватов стоял, облокотившись на металлическое ограждение, и смотрел в даль, куда убегали две параллельные линии железнодорожных путей. В зубах у него дымилась самокрутка, за спиной висел новый рюкзак, подаренный жителями Слободки. Со стороны завода в его сторону как раз торопливо шагал Мазай, с трудом преодолевающий снежные завалы.
– Все бесполезно, – пожаловался он, подойдя, – не позволили сохранить ни кусочка от туши, все сожгли. Даже мертвое чудовище, разрубленное на куски, продолжало их страшить.
Хватов деловито покивал – мол, оно и понятно. Потом приметил, что за спиной Мазая тоже болтается походная сумка.