пор ты носишь с собой пакетики со спитым чаем? Лучше б ты зарабатывал!
Казалось, Мари решила взять реванш за некупленную мебель и легко воспользовалась для этого первой же возможностью, которую ей дал муж.
– Два часа назад мне его одна старуха сунула, попытался объяснить Михаил.
– Какая еще старуха?
– Ну, светофор перед рынком сломался, а там, сама знаешь, какой поток машин, вот старушка и перепугалась до смерти, а я, значит, помог ей перейти на ту сторону…
Мари с молчаливой враждебностью уставилась на мужа. Не выдержав ее взгляда, Михаил опустил глаза.
– Знаешь, я тут ни при чем. Это у нее крыша поехала, если она вместо денег мне эту дрянь в карман засунула.
– Что я слышу? – зашипев, Мари снова пошла в наступление. – Ты стал помогать людям? Как с твоей стороны благородно!
– Да разве это помощь? Фигня, а не помощь. Просто перевел старого человека через улицу, вот и все.
– Так тебе, видишь ли, можно помогать, а мне – нет?! Я раз в жизни попросила на это деньги, а ты!
– Постой, – от такого признания Михаил явно опешил. – Ты не говорила о помощи. Ты сказала, что хочешь новую мебель для Семы.
– Да, я так сказала… Соврала. Деньги нужны совсем для другого.
– Для чего, если не секрет?
– Чтобы купить Тарасу лекарство.
– Какому еще Тарасу? Мужу нашей нянечки, что ли?
– Да.
– Так он же вляпался со своей стачкой! – невольно вспылил Михаил.
Мари отвернулась, пряча от мужа глаза, на которых предательски выступили слезы.
– Я знала, что ты не дашь денег Тарасу, поэтому придумала про мебель!
Она секунду помолчала, словно набираясь злости и отваги. И, так же отвернувшись, закричала что есть мочи:
– Я знаю, что ты ненавидишь всех, кто поддерживает стачку!
Мари в сердцах швырнула пакетик назад, в чашку.
– Во-первых, перестань на меня орать! – взревел в ответ Михаил. В детской в тот же миг заплакал Тима, а следом донесся обеспокоенный голос Семы, звавшего мать. Мари устремилась к младшему, но Михаил вдруг крепко удержал жену за локоть. – Дай сказать. Я никого не ненавижу… Тима открыл мне глаза на все это… Ты помнишь, как я один раз ходил на стачку, потом еще рвался, как поддерживал ребят, которые оттуда не вылезали… Я им денег давал, но ты об этом не знаешь… А когда начали стрелять и погибло больше ста человек и половина из них совсем пацаны… я и тогда верил, что другого пути нет. Но вот родился Тима, и я вдруг представил себе: вот он вырастит, превратится в стройного, красивого юношу и однажды отправится на стачку. Где его могут так же… напрасно убить, как тех пацанов. Как только я так подумал, так сразу взглянул на стачку другими глазами. Понимаешь, о чем я?
– Понимаю, – кивнув, Мари мягко высвободила из его руки свой локоть. – Чего тут не понять?
Осторожно, двумя руками она взяла со стола чашку, будто это была не чайная, а какая-то ритуальная чаша, да так и замерла с ней, совершенно не зная,