минут до полуночи закутанный в черный плащ поручик ждал свою даму в переулке у черного хода. Извозчик Емельян стал к этому времени его бессменным возницей. Леонард рассудил, что лучше иметь дело с одним сообщником, чем каждый раз договариваться с новым. В смысле конспирации, ву компренэ? Емельян теперь ждал сих ночных эскапад с восторгом и нетерпением, давно позабыв свои страхи и сомнения. Барин каждый раз платил щедро, на эти деньги Емеля уже и крышу перекрыл, и корову вторую купил, и лошадь сменил, и в кубышку отложил изрядно. Сильно огорчился, когда на целых два понедельника все прекратилось. Ещё бы: целых двадцать рубликов недозаработал! Когда богатый барин снова нашел его, не удержался и спросил укорчиво:
– Где ж Вы были, Ваше благородие? Я уж беспокоился, думал, не поедем более. Али служба государева?
– Нет, в отпуск ездил, в деревню, – пояснил офицер рассеянно.
«В отпуск он, вишь ты, ездил! За мои-то кровные денежки!» – злобился Емеля, понуро отправляясь мыть с мылом лошадь и экипаж. Тоже, между прочим, расход – от полуфунтового куска каждый раз лишь малый обмылочек остается в баню-то сходить! Так и чесался язык попросить у военного барина прибавки, хоть на мыло! Но вовремя опомнился и сдержался.
В полночь из калитки выпорхнула Ванда. Надо отдать ей должное – никогда не опаздывала! Поручик, как всегда, подхватил её на руки, поцеловал, посадил в коляску. Поехали. Но что-то было не так! Руки прекрасной баронессы обвивали его шею, губы волшебно и дразняще касались усов… Обычно это воспламеняло пылкого молодого человека как порох! Но не сегодня. Маленький друг (вообще-то, не такой уж и маленький!), закаленный в сладких амурных битвах Красноголовый Воин спал где-то глубоко в подштанниках, аки пьяный сторож в лабазе на мешках! Странно…
На квартире, когда, напившись кофию с ликерами и пирожными, любовники перешли в спальню, и шелковая рубашка соблазнительно натянулась на божественных выпуклостях тела Ванды, одновременно намекая и на впуклости, ямочки и секретные складочки, Леонард опять ощутил полную индифферентность своего мужского начала. О, и умом и сердцем он вожделел свою богиню, предвкушая блаженство, которого был лишен столь долгий срок! Но… г-м… не энтим местом, как выражалась бывало няня, купая своего маленького питомца.
Ванда, возбужденная марципанами, ликёрами и поцелуями, разметалась на постели и глубоко дышала. Изящно вырезанные ноздри её точеного носика раздувались от страсти. Волновалась умопомрачительная грудь. Глаза были томно затенены густыми ресницами. От сей живописной эротической картины можно было сойти с ума! Леонард чуть не плакал. Натура подстроила ему один из своих непредсказуемых подлых кунштюков! Ну, никак! Даже намека на боевую готовность не ощущалось!
Очаровательница-фея открыла глаза и вопросительно взглянула на красного и смущенного поручика.
– Кесь ке се, Леонард Федорович?
– Пардон, мон амур, – отвечал Леонард с невыразимою горестностию, –