недавно. Он представлял собой классический пример интеллигента-ученого. Из дома ему привезли его любимое кресло и книги. Он читал и писал статьи, созванивался со студентами, чьими работами руководил. Был он красив, с высоким лбом, большими карими глазами и благородной сединой в густых волосах.
– Я прошу вас, господа, вернее, я требую говорить со мной по-русски, – заявил он частному консультанту – врачу, который обратился к нему по-украински.
Больше консультантов не приглашали.
– Я служил государству, которое уничтожили. Уничтожили и науку. Зачем я жил? Кому, я спрашиваю вас, кому все останется? Булгаков был так прав в своей «Белой гвардии», доктор… Как жаль, как же мне жаль Украину…
В день выборов он попросил переодеть его в костюм, рубашку и галстук. Это было сложным занятием, так как к этому моменту профессор ослаб и даже сидеть мог только с поддержкой.
– Я голосовал всегда. В любое время. Я не буду, слышите, доктор, лежать, как младенец в одеяле, когда решается судьба моей страны. Позовите сестру, помогите мне одеться.
Его одели. Усадили. Из кармана пиджака он достал перьевую ручку.
Внесли коробку (урну) с бюллетенями. Он попросил наблюдателей выйти из комнаты. Было совсем тихо.
Ждали минут десять. Профессор уснул сидя. В галстуке и костюме он откинулся на подложенные сестрами подушки.
Сил оказалось достаточно только на заполнение одной графы.
Осторожно переложили его на кровать, доктор передал бюллетень. Я посмотрела – в нем дрожащим почерком было написано «ПРОТИВ ВСЕХ».
До самой революции он не дожил.
Нью-Йорк. Светское
May 26th, 2006 at 10:20 AM
Два дня – субботу и воскресенье – проведу в Нью-Йорке.
Скучнейшее зрелище богатых адвокатов с женами. Светская и важная встреча у мужа. Встречаются те, с кем он когда-то учился.
Развлек меня очень разговор с ним:
«Елизавета, они все будут с женами, в общем, я решил сказать им, что тебе тридцать пять лет. Пусть завидуют».
Не слабо, да?
А мне давно не тридцать, и он, муж, кстати, старше меня на пятнадцать лет почти.
Людка
May 30th, 2006 at 10:32 AM
Она поступила из родильного дома. А туда – с вокзала.
Бомжиха с тридцатилетним стажем.
Людке было около сорока лет. Никаких документов при ней не нашли, кроме справки из железнодорожной милиции о том, что у гражданки Иванченко Людмилы Владимировны документы утеряны.
Дежурный доктор позвонил мне и намекнул: «Вы сами с ней пообщайтесь, раз их так любите. А меня – увольте».
Обритая под ежик молодая женщина. Выглядит моложе обозначенных в истории болезни сорока лет. Высокая, я едва доставала до ее плеча. Плачет. Осторожно пытаюсь заговорить.
– Вы кто?
– Людка.
– Почему плачете, Люда?
– Домой хочу.
– А где вы живете?
– На вокзале. Не на помойке. Чего пристали?
– Вы полежите у нас, пока не остановят кровотечение. А потом посмотрим.
– Таблички хоть отдайте, – разрыдалась она в голос.
Иду в приемное. В грязном узелке – картонные