Черт их потащил…
– Вовик, краснодарский пацанчик. «Оскал» у него выколот был на плече. Ну, точно, он. Три дня как сгинули.
– Хорош базарить! – раздался знакомый Ивану простуженный голос. – Чего смотрите? Называется, бухнули. Вытаскивайте, что ли. Ксендз, ты чего тут шаришься? Вали отсюда.
Иван прижался к подвальной перегородке.
Лучи крест в крест. Шаги, топот.
Подсвечивая фонарями, солдаты проволокли два полураздетых безголовых тела. Он вспомнил Перевезенцева, – когда тот заикнулся, но не стал говорить про контрактников.
– Слышь, Савва. Видать заскучали пацаны, нарвались по пьяни. Слышал чего бакланили? Духи поглумились.
– Мы тоже поглумимся. Там раненые.
– Наши? – не понял Иван.
– Духи, духи, брат, пленные, – хохотнул Савва.
Они перебирались через месиво камней и человеческих останков: размозженные фугасами тела, автоматные стволы, бушлаты.
Хрустит под ногами.
Впереди кто-то закашлялся.
– Кхы, кха. Сколько их?
– Десять. Двое дохляки.
– Документы пошарь. Кхух.
«Перевезенцев, – узнал Иван. – Осип совсем летеха».
– О-о-ом-м… алля… мах… алла… – из угла не то стон, не то молитва доносится.
Иван видит теперь спину Перевезенцева. Солдаты снуют по подвалу: фонариками шнырь, шнырь.
– Арабы. – Ксендзова слышится голос. – Ксива не наша. Билет на самолет давнишний, – читает по слогам: – Абдулмали… какой-то. О, еп… да он негр! Нормально. Слышь, негр, ты откуда? Мы с Африкой дружим. Попутал?
Заржали.
Перевезенцев снова закашлялся.
На полу вповалку лежало десять тел. Мертвых не стали долго ворошить, только карманы вывернули. С одного стянули ботинки.
Ухмыльнулся Иван.
Фонарик вырвал из темноты молодое искривленное болью, страданиями лицо. Раненый застонал. Его пнули с двух сторон. Он вскрикнул, но подняться сам не смог – потерял много крови, почернели бинты на руках. Тогда двое солдат подхватили его, вздернули наверх. Так держали перед лейтенантом.
– А-а-а-а! – взвыл раненый. – Кафиры, собаки! Алла… акба… Рез-аать будим!
– Ну ладно, ладно, чего ты орешь. Че орешшь, говорю?!
Куда вся интеллигентность лейтенантская делась. Вот она, война – сука!
– Откуда форма? С нашего снял? – спрашивает Перевезенцев.
Иван заметил, что на боевике солдатский бушлат, пятнистая «хэбэшка», даже сапоги армейского образца – кирзачи. Вдруг закричал молодой истерично – куда весь акцент делся.
– Да-а, я ваших резал! Как свиней, они визжали, скулили-и-и! А-а-а-а.
Солдаты с двух боков прижали говоруна за раненые руки.
– Товарищ лейтенант. – Иван тронул Перевезенцева за плечо. – Да он обдолбанный. Тут шприцы кругом.
Засипел Перевезенцев:
– Нечего говорить. Валите всех, – и потянул на себя затвор автомата.
Вот она судьба! Верши ее, человек. Ломай установленные ветром правила. Восемь душ, душ вражьих.