поить и шептать:
– Таня, нам нужно его отвлечь… Но так, чтобы остальные ничего не заподозрили и не прибежали, пока мы не уйдем. Есть какие-то соображения?
У меня с соображениями было совсем туго, только одна идея – притвориться, что мне плохо из-за беременности. Мила выслушала меня и заявила:
– Нет, это никуда не годится. В таком случае он позовет всех на помощь… Время не терпит… Что ж, придется по старинке…
Мила обернулась в сторону сторожа, зазывно улыбнулась и окинула его волооким взором:
– Ну что ты бранишься, милый? Иди ко мне, и мы порадуем друг друга – сидя рядом со мной у стены, Мила начала приподнимать юбку, оголяя ноги. Обалдевший от такого приема сторож как загипнотизированный наблюдал за движением ткани. Когда же юбка прошла колени и открыла все содержимое раздвинутых ног, он сглотнул и не выдержал:
– Ну, девка… Ты это серьезно?
– Ну конечно, серьезно – проворковала Мила – Ты же понимаешь, там у костра те здоровяки меня сейчас портить начнут, а с тобой вряд ли поделятся. Так давай до того…
– Ну да, ну да… – Гаврилыч растерянно моргал и судорожно соображал, что же делать – Но я же как бы на посту, вас стерегу.
– А ты закрой дверь на засов, да и окно – куда же мы денемся? Смотри – я совсем безоружна! – Мила задрала юбку выше пояса. – А Таня вообще связана и к тому же не в себе…
– Да я сейчас!
Гаврилыч быстро закрыл дверь, повесив внушительный засов. В комнате стало темнее – уже вечерело, а свет нам, конечно, никто принести не удосужился. Оставалось окно – из него проникали лучи заходящего солнца и там, как сказала Мила – сидел еще один охранник. Да еще между брусьями стен проходили тонюсенькие лучики солнца – видимо, Николай с друзьями не заботился о герметичности дома.
Когда Гаврилыч засеменил к окну, краем глаза я увидела шевеление на полу – в том месте, где сегодня днем сидела Мила. Часть пола медленно поднялась, открывая черную щель. Я испугалась, что Гаврилыч тоже это заметит – но Мила не дремала:
– Давай же, милый! Иди ко мне! – и улеглась на пол. Сторож, закрыв и окно на засов – обернулся к нам, готовый к подвигам и уже потянул руки к поясу штанов – но тут из щели бесшумно вылетела стрела, пронзив ему кадык. Гаврилыч упал на колени, булькая и не понимая, что же произошло, но тут еще одна стрела точно в лоб положила конец его мучениям. Мила деловито села, опустила юбку и взяла меня за локоть:
– Все, готов. Тихо и насовсем! Молодец, любимый! – произнесла она в щель. И потом мне:
– Идем быстрее!
Я с трудом встала. Посреди комнаты лицом вниз лежал Гаврилыч. Мила спокойно переступила через него и подошла к люку в полу.
– Ефим, дай нож!
Потом вернулась через мертвеца обратно ко мне, перерезала скотч, совсем немного оцарапав руки – и повела меня к люку. Возле двери уже слышались голоса:
– Не понял, а че дверь закрыта? Я же сказал этому алконафту следить за телками и нас держать в поле зрения! Эй, Гаврилыч! Ты что там