провалился?.. А может, бабу красивую под лёд уронил – и руки вовремя не подал?..» Ну и т. п.
Совершенно случайно мне удалось растопить твёрдый покров ледовитой тайны Цейхановича. Но не буду раскрывать имя хранителя чужих тайн, ибо страшна месть Цейхановича – и тонок в раннезимье лёд на русских реках, и нескончаем плач на незамерзающих реках Вавилонских.
А началась эта лёдобоязнь совершенно нелепо. Как-то Цейханович легкомысленно поклялся жене, что с утра начинает трезвую жизнь. Но к полудню исчез в неизвестном направлении с пуленепробиваемым Лжедимитричем и объявился лишь через три дня, весь в тёмных репьях, в тухлой паутине и свежих ссадинах.
Жена, в меру возрадовавшись возвращению неблаговерного, измученно вопросила:
– Ты же клялся?! Мамой своей клялся! А сам?!.
– А я тебе лгал! – снисходительно ответил Цейханович, и жена ему поверила.
Хлопнула в сердцах дверью и ушла к подругам. Цейханович помылся, почистился, подкормился в одиночестве, выгреб заначенные на «чёрный» день деньжата, которые он мудро прятал от супруги в собрании сочинений Фейхтвангера, – и решил смыться от дальнейших упрёков на дачу.
Электричка попалась ему хоть и медленная, но весёлая. По вечерним вагонам неостановимо шныряли торговцы, попрошайки, карманники – и прочий неугомонный люд, который бы давно повымер, прекратись железнодорожное движение. Повымер бы раз и навсегда, подобно доисторическим динозаврам и прочей нечисти. Но гремят, грохочут, гудят наши железные дороги – и, несмотря на убыль уродонаселения, вымирание русского человека откладывается на послеисторические времена – и по ту, и по эту сторону России.
– Отравленная приманка для крыс, мышей, муравьёв, если они вас посетили! Тараканов и прочих незваных гостей!!! Смертельный исход гарантирован! – бодро выкрикнул очередной торговец.
Цейханович не любил незваных гостей и на всякий случай купил приманку, а заодно газету «Крестьянская Россия», которая как бы бесплатно прилагалась к многоцелевой отраве. Развернул газету, наткнулся на раздел «Знакомства» и сразу понял, что не зря приобрёл капсулу с ядовитыми зёрнами.
Цейханович был далеко не глупым человеком – и жил не оттого, что мыслил. Он знал, что жизнь без всяких мышлений-размышлений и философствований есть жизнь. А вот философствования, размышления-мышления без жизни есть абсолютное ничто. И ежели ты мёртв, то сколь ни ори: «Я мыслю – следовательно, существую!» – жизни никому не прибавится – и свет воскрешения не озарит твою погибшую душу. И ещё он знал, что случайность не предусмотрена Богом в мироустройстве, – и именно поэтому сначала жил, а потом уже мыслил.
А объявления о знакомствах были презанятные и небесполезные.
Иные объявления на роковой рассказ тянули, иные – на печальную повесть, иные – на полновесный роман с прологом и эпилогом.
Ну хотя бы вот эти первопопавшиеся на глаза Цейхановичу:
«…И я кричу сквозь звёздную пургу, что я одна без счастья не могу. И если есть на свете ты и ждёшь, я верю, что услышишь и придёшь.