с нетерпением ждали вас, госпожа Джоанна. Начали уже волноваться, не случилось ли чего в пути. Слава Свету, с вами все в порядке.
– Семион, ты ли это?
Королева узнала голос возмужавшего друга детства. Они вместе росли во дворце, потому что Лурий был сыном какого-то важного чиновника при дворе Кассия, и много времени проводили в одной шумной компании детей высшего света Фасилии. В последний раз она видела его совсем мальчишкой, по которому даже скучала, уехав в Алокрию. Вот только того сорванца теперь не разглядеть за маской невозмутимого лица с холодной улыбкой и сверкающим взглядом.
– Семион Лурий к вашим услугам, госпожа, – фасилийский шпион почтительно поклонился. – Позвольте проводить вас к Кассию. Он в главной башни цитадели.
Встреча оказалась совсем не такой, какой ее представляла Джоанна. По лицу короля Фасилии суматошно бегали тени противоречащих друг другу эмоций. Кажется, Кассий одновременно видел перед собой любимую четырнадцатилетнюю дочку, с которой некогда был вынужден расстаться навсегда, и взрослую королеву Алокрии, жену своего заклятого врага. Ему давно доложили, что его дочь скоро прибудет в Силоф, но, увидев ее, он неожиданно для самого себя растерялся – стоит ему радоваться или злиться, запутался в чувствах, прошлом и настоящем. В свою очередь Джоанна, глядя на отца, не смогла справиться с нахлынувшими воспоминаниями безоблачного детства и на ее глазах выступили слезы. Неловкая встреча выходила из-под контроля и могла вылиться во что угодно.
«Неужели это все план Джоанны? – подозрительно подумал Семион, наблюдая эту странную картину со стороны. – Она решила, что Кассий растрогается и согласится на все ее условия? Интересно. Пожалуй, пока мне не стоит вмешиваться…»
– Здравствуй, отец, – прошептала Джоанна, неуверенно произнося полузабытые слова фасилийского языка.
– Так ты еще помнишь родную речь? – спросил Кассий после неестественно долгой паузы.
– И до сих пор ношу твое имя. Даже в Алокрии меня зовут Джоанной Кассией.
Король закашлялся. Его каменное сердце дрогнуло, мысли путались в голове, а память предательски подменивала лицо беременной алокрийской королевы на миленькую мордашку его любимой дочки. И как так получилось, что он вдруг возненавидел ее, разве такое вообще возможно? Столько лет считал ее олицетворением своего позора, но ведь это именно его позор, и Джоанна ни в чем не виновата. Тринадцать лет Кассий ненавидел себя, но срывал бессильную злобу на родной дочери, отказался от родства с ней, проклял ее, внушил себе, что она – символ его унизительного поражения. Какой же глупец…
– Дочь моя, – фасилийский монарх поперхнулся. – Королева Джоанна, вы, наверное, хотите отдохнуть, проделав столь долгий путь в своем-то положении.
– Простите, отец, но наши переговоры не терпят отлагательств. Если позволите, я хотела бы присесть.
Внезапно наваждение, сжимающее сердце приятными воспоминаниями, развеялось, и Кассий