ускользающее решение его внутренней дилеммы, которую он и сформулировать-то толком не мог.
– Мой король, могу я чем-нибудь помочь вам? – вопрос Семиона Лурия вырвал короля из прострации.
– Пожалуй, можешь, – Кассий повернулся к шпиону и внимательно посмотрел на него. – Ты помнишь Джоанну, когда она еще девчонкой бегала по моему дворцу?
– Конечно.
– Тогда скажи, она сильно изменилась с тех пор? – спросил король с оттенком болезненной для него мольбы в голосе.
«Как-то сильно Кассия подкосила встреча с дочерью, – обеспокоенно подумал Семион. – Я не узнаю его. Фасилия опирается на железную волю этого человека, а сейчас он находится на грани срыва. Свет Милостивый, в его жизнь только-только вернулась дочь, а страна уже трещит по швам. Женщины…»
– Половину жизни она была фасилийской принцессой, половину – алокрийской королевой. Не берусь судить о ней как о человеке из-за столь длительной разлуки, но Бахирон стал ей определенно более близким человеком, чем вы, мой король, – осторожно ответил шпион.
– Ты прав.
Вспышки гнева не последовало, хотя Лурий прямо указал на очередное превосходство Мура. Кассий окончательно запутался в себе, и, кажется, ничто не могло ему помочь. Но к игре подключилась третья сила, которой были чужды любые человеческие чувства.
Из тени коридора выскользнула худощавая фигура Спектра, который все это время скрывался от глаз королевы. Ей ни к чему знать о предательстве Карпалока Шола, иначе все его планы могли пойти крахом. Бывшему комиту алокрийской Церкви Света пришлось пожертвовать слишком многим, чтобы вновь обрести надежду на возрождение могущественной религиозной организации, которая встанет во главе новой фасилийской провинции. Ведь именно в этом заключался его договор с Кассием – умиротворение народа верой и коронация Владыки Света взамен на абсолютную власть восстановленной Церкви в Алокрии. Они нуждались друг в друге, ведь только религия могла закрепить за Фасилией новые земли без сильного распыления военных сил, которые могут понадобиться в ранее завоеванных регионах огромного государства, если те вдруг почувствуют ослабшую хватку монарха и решат вернуть себе независимость.
– Мой король, мне кажется, что вы сильно рискуете, прислушиваясь к словам Джоанны, – произнес Карпалок на ломаном фасилийском языке. – Одно ее существование мешает вам осуществить давнюю мечту…
– Не мели чушь, старик, – отмахнулся Кассий. – Женщина не может править Алокрией, она мне ничем не угрожает.
– Но вы ведь заметили ее беременность, – вкрадчиво возразил Спектр. – У нее может родиться сын, который станет законным наследником алокрийской короны.
– К чему ты клонишь, мразь? – фасилийский монарх был готов выплеснуть накопившийся гнев и растерянность на тщедушного священника-дельца. – Предлагаешь мне сражаться с бабой и младенцем, который еще не родился?!
– Прошу прощения, милостивый король, – встрял Семион, спасая Шола от неминуемой