на вечную Витину небритость, и сказал:
– Совет вам да любовь!
– Спасибо, – сказал Витя.
Шел классный час.
Юная учительница сидела за последней партой, временно сняв с себя власть руководителя и передав её председателю совета отряда Барсуковой, энергичной девочке с волевым лицом и безпощадными, как сама правда, глазами. Той самой, что сидела как-то с Теряевым на бульваре.
Теперь Барсукова сидела за учительским столом и смотрела на радостного Теряева, стоявшего возле своей парты.
– Скажи нам, Теряев, почему ты хочешь вступить в ряды пионерской организации?
Он ответил сразу:
– Я хочу идти впереди отряда и играть на барабане.
Ученики заулыбались. Учительница тоже.
– Подобный ответ я и ожидала от тебя, Теряев, – с сожалением сказала Барсукова. – Он в полной мере характеризует твоё отношение к жизни. Мы все знаем, что Теряев учится неплохо, хотя и очень неровно. Общественные поручения он в принципе выполняет, но относится к ним, как к какой-то игре, то есть без должной серьёзности. Я не хочу вспоминать о том, как мы всем классом ходили в зоопарк, и Теряев залез в вольер к верблюдам…
– Я хотел потрогать верблюжий горб, – виновато сказал Теряев.
– Все хотят потрогать верблюжий горб, но ведь никто не нарушает общественного порядка. Я не хочу вспоминать и о том, что Теряев водит странные знакомства, вроде какого-то вечно небритого элемента, который ломает деревья в лесу…
– Витя никакой не элемент! – крикнул Теряев. – А небритый он потому, что бороду отращивает. Мы с Витей ходим в баню, но на улице берёзовый веник полтинник стоит, дубовый – семьдесят, а в самой бане вообще рубль. Поэтому Витя ходит за вениками в лес! – кричал Теряев, чувствуя, как рушится его мечта о барабане. – И деревьев он не ломает. Лесник показывает, где можно ветки брать…
– Я не хочу вспоминать о том, что Теряев плохо воспитан и всё время меня перебивает. Мне достаточно вспомнить глупую историю с Африкой, когда Теряев морочил головы учащимся младших классов. Во что ты превратился, Теряев? Неужели ты до сих пор не понимаешь, что врать нехорошо? – переживая, спросила Барсукова. – Ты, Теряев, это брось. Быть настоящим пионером – это не значит идти впереди и бить в барабан. И пока ты этого не поймешь, мы не можем, мы просто не имеем права, как бы хорошо мы к тебе ни относились, принимать тебя в пионеры. Я считаю, что надо дать Теряеву срок.
– Не понял, – сказал Теряев.
– Ну, хотя бы до конца первой четверти. Пусть Теряев осознает свои ошибки и исправит их. И зря ты, Теряев, обижаешься, – расстроенно добавила Барсукова, – зря смотришь в окно. Ведь это для твоей же пользы! Ты же сам потом спасибо скажешь!
– Спасибо, – сказал Теряев, сел и отключился от окружающей жизни.
Барсукова еще что-то говорила, а за окном никак не кончалось лето, ветер гонял пыль и было много солнца.
Теряев шёл по улице со своим приятелем Волковым и приговаривал:
– Тень, тень, потетень!
Выше города плетень.
Воробьи – пророки
Шли по дороге,
Нашли