быть откровенным, нет моей заслуги. Но я не всегда хочу быть с собой полностью откровенным.
Спустя несколько дней после освобождения из полицейского участка я ехал вдоль набережной, доставляя очередной сверхсрочный заказ. Все шло, как обычно: однообразные дни, наполненные лишь усталостью и гулом в ушах. Был канун Рождества, но это меня не занимало. Я был пуст, как никогда. Все, чем было наполнено сейчас пространство моей черепной коробки – это дорога. От края до края, от уха до уха – все было дорогой, голым асфальтом в белых и желтых полосах, влажно поблескивающим в свете фонарей.
Я не заметил его. Справа прямо под колеса моего скутера выскочил парень. Я его не видел, никак не ожидал, что из потока машин кто-то на меня выпрыгнет. Я рванул скутер вправо, в сторону, противоположную той, куда устремился парень, и, не сбавляя скорость, проскочил перед носом с визгом затормозившего такси. Скутер меня подвел: тормоз не сработал. Вот я уже на тротуаре, и передо мной ничего, кроме красной кирпичной стены. Не помня себя, я спрыгнул со скутера. Уже в полете, таком же замедленном, как полет склянки с хлопьями в один из самых счастливых дней моей жизни, я видел сплющиваемое об стену единственное свое транспортное средство. Увлеченный трагедией ржавого труженика, я не увидел, куда лечу, и спустя мгновение приземлился ровно в центр цветочного киоска.
Меня завалило цветами и залило ледяной водой из опрокинувшихся пластиковых ваз и ведер. Рядом в цветочной куче кто-то пошевелился и сел, беспощадно сбрасывая с себя яркие герберы. Очевидно, то была девушка, продававшая погубленные мной цветы, а иначе у нее попросту не было бы повода так возмущаться. Она раскраснелась и начала захлебываться от гнева, который только усиливался из-за липших к лицу мокрых волос. Я был напуган и одновременно страшно рад, что выжил сам и что тот парень, виновник произошедшего, тоже остался жив – краем глаза я видел, как он со всех ног бежал по мосту через Лиффи. Я на него не злился, даже при том, что скутер мой погиб, а это означало только одно – конец курьерской карьеры. Если подумать, она и не начиналась, курьерская карьера – это же смешно. Я был даже счастлив, что моей работе пришел конец. Сам бы я никогда ее не бросил.
Я был, в лучшем случае, пятым хозяином этого облезлого недоразумения. Он обеспечивал мне пропитание и крышу над головой, но я его не любил. Мы были как полицейские-напарники из боевиков, с трудом находящие общий язык, за тем лишь исключением, что к концу истории мы так и не стали лучшими друзьями.
Тем временем меня кто-то ухватил за воротник куртки и принялся трясти. Я вынырнул из своих глубоких и не очень мыслей и увидел все ту же разъяренную девушку. Лицо ее перекосило от гнева, но она не находила нужных слов, лишь повторяя "Ты..!", "Тыы!!" и раздувая ноздри. Я не хотел спорить, да и о чем, собственно: я не заслужил ни похвалы, ни снисхождения, ни жалости. На глаза попался уцелевший, хотя и немного помятый и подмерзший, подсолнух, и я протянул его девушке, виновато улыбаясь. Ничего глупее нельзя было придумать, но это чудесным образом сработало.
– Я