Райли Редгейт

7 способов соврать


Скачать книгу

ерошит волосы. Взлохмаченный, в очках с толстой оправой, с щетиной, он похож на студента, которого мучает похмелье. В нашей школе Гарсия работает первый год, но он всегда невозмутим, на дом задает мало, в общем, по меркам многих, вполне сносный препод.

      – Да, – соглашается Гарсия, – мотив извинения присутствует. Но не только. А что еще, по-твоему?

      Я морщу лоб:

      – Я абсолютно уверена, что суть в этом. Наталья разрушила жизнь моей героини, значит…

      В глубине сцены раздается взрыв смеха. Раздражение, тлевшее во мне, вспыхнуло в груди ярким пламенем.

      – Заткнулись бы вы там, а? – рявкаю я, резко поворачиваясь на стуле.

      Смех мгновенно стихает.

      В глазах Гарсии блеснуло удивление.

      – Вообще-то, ты могла бы предоставить это мне. Хочешь – верь, хочешь – нет, но я тоже способен сказать: «Тишина за кулисами».

      – Простите, – бормочу я.

      – Не извиняйся. Просто не делай из этого привычки. – Гарсия смотрит на часы. – Ах, черт. Ладно. – Он быстро идет к краю сцены, спрыгивает и снова занимает свое место в первом ряду. – Итак, давайте отработаем еще один момент, пока не стукнуло пять. Сразу переходим к последней сцене.

      Эмили, не до конца выучившая свою роль, бежит за сценарием. Поскольку в наличии у нас еще не весь реквизит, я пишу на воображаемой классной доске посреди сцены.

      – Итак, – произносит Гарсия, когда Эмили бегом возвращается на место. – Концовка шестой сцены. Начинаем с фразы «Ну, что скажешь?». Как только будешь готова, Эмили.

      Минута молчания. Потом Наталья Баженова обращается ко мне:

      – Ну, что скажешь?

      Я смотрю в пустоту, туда, где мои пальцы бегают по представляемой доске. Изучаю воображаемое равенство.

      – Красиво, – отвечаю я. – Красивое равенство.

      – Теперь понимаешь, почему мне пришлось уехать и возобновить исследование?

      – Нет, не понимаю. Но равенство красивое.

      Воображаемый мел выскальзывает из моих пальцев. Я оборачиваюсь. Щурюсь: сценический свет поставят не раньше, чем через две недели, поэтому лампы слепят.

      Наталья подходит ко мне.

      – Хочешь, покажу остальное? – спрашивает она.

      Предложение настолько заманчиво, что у меня аж во рту пересохло.

      – Я могла бы попробовать найти выход, – продолжает она. – Могла бы по возвращении переговорить с другими преподавателями о том, чтобы тебя взяли в университет. Могла бы…

      – Мама! – окликают меня. Я поворачиваюсь. На сцене появляется девушка, играющая мою дочь. – Я все сделала, – докладывает она. – Ужин готов. И… мы все ждем тебя дома.

      Я внимательно смотрю на свою «дочь»: в ярком сценическом освещении лицо у нее неестественно белое.

      – Спасибо, родная, – машинально отвечаю я. Снова перевожу взгляд на Наталью. – Нет, – отказываюсь я. – Я не могу с тобой поехать.

      – Но…

      – Я не поеду, – обреченно повторяю я. Помедлив, иду за «дочерью». Наталья смотрит мне вслед.

      – Занавес, –