жизни мой господин вспоминал только одного человека, да и то не с ненавистью.
– Кого же именно?
– Герцога Вивьенского.
При этом ответе судье показалось, что он слышит голос Картуша, говорившего ему: «Пароль следующий: “Поговорим о герцоге Вивьенском!”»
– Не знаешь ли ты, – продолжал де Бадьер, – почему господин твой любил герцога, умершего за тридцать лет до его рождения?
– Это была тайна между отцом и сыном.
– А он не передал ее третьему лицу?
– Я думаю, что она была известна его первой жене.
– А дочь знает?
– Не думаю.
– А вторая жена?
– Я уверен, что нет. Недавно она спрашивала, почему портрет герцога стоит на самом почетном месте, и хотела заменить его своим. Герцог спасся только благодаря тому, что моя госпожа решила вставить свой портрет в пустую раму, стоявшую напротив. После второго брака господин Брише заказал эту раму для своего собственного изображения во весь рост.
– Где же этот портрет?
– Он не был нарисован, потому что в это время мой господин исчез.
– Так что теперь ничто не напоминает вам черты исчезнувшего хозяина дома?
– К сожалению, нет. Был только портрет в миниатюре, принадлежавший мадемуазель Полине. Она вздумала вставить этот портрет в браслет, и на Рождество у нее украли его во время Всенощной.
Де Бадьер невольно ощупал браслет, лежавший у него в кармане. Ничто в ответах Колара не навело его на новый след. Но он все надеялся.
– Послушай, друг мой, постарайся вспомнить, что говорил и делал твой господин накануне своего отъезда?
– Да я вам повторял раз сто, господин де Бадьер, что его целый день не было дома.
– Где же он мог быть?
– У вас.
– Это правда, но у меня он пробыл не больше часу.
– У своего нотариуса, может быть, – сказал Колар с легким колебанием, как бы припоминая что-то.
– Что же он делал у своего нотариуса? Писал завещание, как ты думаешь?
Вместо ответа Колар недоверчиво посмотрел на судью, как бы спрашивая, к чему ведут все эти расспросы. де Бадьер понял его мысль.
– О! – вскричал он. – Не бойся, мой добрый Колар, все, что я делаю и говорю, в интересах твоего господина. Я повторяю мой вопрос: так ты предполагаешь, он хотел сделать духовную?
– Я думаю, хотел, потому что собирался путешествовать.
– Уверен ли ты, что он собирался путешествовать?
Колар опять недоверчиво взглянул на судью.
– Так куда же он хотел отправиться? – сухо спросил старик.
– Бог знает, может быть, на какое-нибудь опасное свидание или рискованное предприятие.
Колар взглянул на судью и побледнел, как бы испугавшись чего-то.
– Отчего ты бледнеешь? – спросил де Бадьер, заметив сильное волнение старика.
– Потому что вы замучили меня своими вопросами. Я догадываюсь, что вы принесли в наш дом горе, и чувствую, что нам грозит какое-то страшное несчастье и оно принесет мадемуазель Полине страдания более ужасные, чем принесла бы смерть