устоит!
– Дитя мое! Дитя мое! – кричала Эва, задыхаясь, и помчалась вверх по лестнице.
Она вбежала через главный вход в церковь, пробилась сквозь толпу.
– Дитя мое! – кричала она, едва переводя дух. – Дитя мое!
В церкви шла как раз всенощная, и окрестные немецкие крестьяне, сидя на скамьях, громко пели на своем языке: «Christus höre uns! Christus erhöre uns! Herr erbarme dich unser!»[2]
Мать с воплями бросилась к рядам скамеек:
– Янчи! Янчи, сын мой!
Но Янчика не откликнулся.
Пятого сентября Гергей приветствовал утреннюю зарю неподалеку от Широкской крепости. Солнце светило в глаза ему и всей его дружине, где было двести пятьдесят веселых солдат. Впрочем, Гергей приветствовал не столько рассвет, сколько показавшийся на дороге отряд. Гергей даже снял шапку и поднес ее к глазам, защищаясь от яркого солнца.
Отряд двигался им навстречу.
Гергей ехал верхом впереди своих солдат и первым заметил этот в беспорядке двигавшийся отряд. Солдаты шли вооруженные саблями и пиками.
– Что за чудеса! – пробормотал Гергей. – Кто это такие? Турки не турки… А если венгерцы, то почему они идут со стороны Эгера?
Вдруг сердце его сжалось: а что, если Добо покинул Эгер?
Ведь король Фердинанд только на словах посылает подкрепления. Не дождавшись от него помощи, пали нынче и Липпа и Темешвар.
Кто знает, устоит ли Солнок! Добо – умный и осторожный человек, он очень скоро сообразит, что один венгерец не может управиться с сотней турок.
По дороге им встретилось много священников, ехавших на повозках со стороны Эгера; на телегах горой высились всякие пожитки, сундуки, шкафы, мешки. Гергей сперва здоровался с попами, потом расстроился и перестал уступать им дорогу.
На мгновение он испугался, подумав, что Добо оставил Эгерскую крепость. Но только на мгновение. Он тут же отогнал от себя эту мысль. Не такой Добо человек! Кого угодно можно встретить сейчас на этой дороге, но только не Добо. И если б даже уходило его войско, Добо все равно не встретишь среди беглецов. Он останется один, погибнет, но в летописях страны никогда не будет записано, что Добо покинул порученную ему крепость. Ведь Эгер – ворота в Верхнюю Венгрию.
Приближавшиеся солдаты шли без знамени. Было их человек двести. Они двигались быстрым шагом, разбившись на мелкие группы.
Гергей подал знак Цецеи. Старик ехал верхом позади отряда, беседуя с каким-то пожилым солдатом. Цецеи всегда с кем-нибудь беседовал. Когда же зять поманил его к себе, он тотчас подъехал.
– Я поеду поразведать, что делается впереди, – сказал Гергей, – а вы, отец, командуйте тут без меня.
Он дал шпоры жеребцу и рысью подъехал к незнакомому отряду.
Глаза его искали офицера. Но в отряде не оказалось ни одного человека с пером на шапке. Тогда Гергей осадил коня и, подняв саблю, приказал отряду остановиться.
– Вы кто – кашшайцы?
Никто не ответил. Все смотрели смущенно. Иных даже в краску бросило.
– Откуда идете?
И на это он не услышал ответа.
– Ну? –