подошли к Галушкину и Лозе; и, дружно помолчав, четверо мужчин двинулись на женские крики, обратно в «ОНОРЕ».
Такого разгрома бедная Франция не знала со времен Наполеона – разбитая бутылочная декорация, зареванные и растерзанные супруги Мозовская и Купцов (оба); застывший в оборонительной стойке с табуретом наперевес Армен Арсенович Агабебян; сидящий на полу в разорванной рубашке непоколебимый театрал Николай Птушко, правда с уцелевшей бутылкой французского коньяка в руке; и Алевтина Ивановна со смелой, асимметричной прической, да еще и в крепких руках Андрея Генриховича и анонимного посетителя, удерживающих ее от разгрома единственного уцелевшего столика, за которым сидели остекленевший старичок с подбитым глазом, ритмично покачивающийся из стороны в сторону, и худенькая девушка, изо всех сил скрывающая, как ей страшно.
Карпухин выразился вслух коротко и ясно, а про себя подумал: «Ну что я теперь вечно нянчиться должен с этим господином Гонсалесом?! Чего он забыл в Лучанах, сидел бы дома на печи! Хоть бы следов удушения Алевтина не оставила, а то все – конец греческой трагедии!».
Наиль Равильевич только скользнул глазами по Карпухину, как внезапная мысль пронзила его пострадавший от кислородного голодания мозг, и он, резко смяв свой, почему-то пользующийся бешеной популярностью у местных жителей розовый берет, точным броском зашвырнул его в мусорную корзину в дальнем углу зала; и сразу волна облегчения захлестнула его напряженные с обеда нервы, он вспомнил кто он и зачем он, вспомнил губернатора и даже фамилию того несчастного школьного учителя, что погиб прошлой ночью, и подумал: «Я жив, с мертвыми такого точно не происходит! И этот странный город все равно лучше того места, где сейчас тот учитель, наверняка такой же чокнутый как и они все!».
А ночь уже спускалась на маленький городок, подгоняя его жителей завершить дозволенные на сегодня дела и заботы; звезды усыпали небосвод над Лучанами мириадами хороводов. Видя этот дивный мир, и свято веря во всемирную гармонию и вечную справедливость, лучановцы прощали себе и другим все плохое, что произошло под уходящим солнцем и мирно засыпали, чтобы проснуться чистыми и безгрешными как дети.
Глава 8. Свободный или раб
В последнее время мне в голову все чаще и чаще лезет один и тот же вопрос: « Я – раб?».
Нет, нет, не смейтесь! Я знаю и про Древний Рим, и про крепостное право, и знаю даже, как живут миллионы свободных личностей в демократических странах – их не клеймят и не обзывают «вещами», и они вправе выбирать из ста сортов колбасы и тысяч морских (и не морских) курортов. Но свободны ли они и мы, так стремящиеся подражать им? И еще – возможна ли свобода для всех, или она всегда элитарна?
Можно ли вообще быть свободным при необходимости в поте лица зарабатывать хлеб свой? Тем более хлебушек этот стал доставаться что-то уж слишком дорого – не только нищетой, но и обидами, страхами и унижениями буквально сочится