лестницы и вместе со всеми восславит тана и тану Пурпурного дома, которые впервые за много лет плечом к плечу воссядут в великой зале героев. И ее сын, мальчик, которому, рискуя всем, она дала жизнь посреди войны, увидит и обретет в ней мать, а в Сабире – деда. Она сложит меч, спрячет ножи и забудет прошлое, как страшный сон.
А когда минет год траура по Неру, Бану спросит отца о Маатхасе.
У Яввуза больше не будет причин отказать, если Сагромах не женится до того времени. Значит, когда северяне – Бану не сомневалась – будут совместно праздновать выход из военных действий и в некотором смысле победу, надо поговорить с Маатхасом. Бансабира не могла определить, что за чувства испытывала к тану Лазурного дома, но в нем она видела ту уверенность, какой никогда не находила в себе. Этого было достаточно.
Раману Тахивран пришла в себя довольно скоро. Она не корила себя ни за что – раману поступила именно так, как велел ей долг крови: спасла жизнь своих родственников, тех, кому предстояло стать будущим дома Аамут. В конце концов, Тахив «добыл» для нее трон Яса, вложил в руки такую непомерную власть, когда ей было всего двенадцать лет, а раз так, ни он, никто иной из ее семьи не должны знать никаких бед. Тахивран просто не могла поступить иначе.
Ситуацию с документами, которые Бансабира вытащила из ее тайника, раману тоже оценила трезво. Маленькая танша вновь сделала глупость: теперь, если у кого-то из собирающихся в столице танов имеются хоть какие-то подозрения на ее счет, даже переверни они дворец вверх дном – ни одного доказательства причастности раману или Аамутов к Бойне Двенадцати Красок нет. Если кто-то из защитников попробует угрожать, объясняя это тем, что раманы не вмешались вовремя, она ответит то же, что все эти годы твердил ее муж: дело жреца – молитва об успокоении диких собак, но явно не участие в их драке. Она, раману, как Тень Праматери, как единственная женщина страны, лично благословленная Верховной жрицей Ангората, делала максимум того, что могла, – молилась денно и нощно, до сухости губ и боли в суставах.
Хотя следовало дождаться тех, кто был занят в гавани столицы, хотя Улу требовалось время, чтобы отрядить приобретенные корабли вкруговую держать путь до северных земель и самому воссоединиться с войском госпожи, Бансабира велела двигаться быстро и добраться к лагерю отца до темноты. Ул не маленький, сам прекрасно найдет дорогу, к тому же по округе расставлено несколько союзных отрядов, которые, собравшись в один, сами достигнут бивака Яввуза-старшего. Чем сильнее он приближался, тем быстрее Маленькая танша гнала коня, отрываясь от остальных.
Узнать шатер Сабира Свирепого не составляло труда: черная волчья голова в профиль с рубиновым глазом на пурпурном полотнище, развевающемся высоко над землей, бесспорно выдавала укрытие тана.
– Тану! – не то приветствуя, не то как-то беспокоясь, обратился один из «меднотелых», перехватывая уздцы коня Бану и явно пытаясь как-то задержать госпожу. Ее прибытие вносило суматоху.
– Потом. – Бану,