частью скалистого пейзажа. Братья были заняты работой. Смерть одного из нас не должна была помешать выполнить миссию.
Я нашел покрытый окалиной минерал. Очевидно – метеорит. Положил его в рюкзак. Затем поймал и поместил в контейнер крошечное, но чрезвычайно агрессивное паукообразное. Я открыл два новых вида пустынной колючки, невзрачное цветковое, отдаленно похожее на незабудку, и очередной лишайник красно-коричневого цвета.
Ветер из сердца пустошей принес облако пыли. Когда я стоял посреди колючей мглы, не видя ни неба, ни земли, ни себя, то почувствовал рядом чье-то присутствие. Кто-то пристально смотрел на меня сквозь клубы, и это был не дух брата Михаила и наверняка не Всевышний. Ощущения были сродни тем, что посетили меня, когда я упал со склона и лежал в яме – ни живой ни мертвый – под враждебным взором марсианского солнца.
Мне стало не по себе, но разобраться в эмоциях я не успел, потому что пыль вскоре улеглась, а меня скрутил приступ кашля. Хлынула мокрота. Цвет ее был пугающе красным: то ли из-за свежей пыли, то ли дело все-таки дошло до легочного кровотечения. Уже ничего нельзя было понять.
Я присел на камни и тут же заметил на склоне соседней дюны трепет: как будто клочок цветной ткани запутался в сухих стеблях крестоцветов. Кашель как рукой сняло, я метнулся на движение, позабыв про оставленный посох. Пробежал, шумно дыша и поднимая сапогами пылищу, выхватил из рюкзака самый большой контейнер, сдвинул дрожащими пальцами крышку…
Это было крупное чешуекрылое: фиолетово-черный мотылек размером с воробья. Его метаморфоз, очевидно, только-только завершился. Крылья – как свежие лепестки едва раскрывшегося бутона. Они завораживали своей нежностью и хрупкостью. Мотылек цеплялся лапками за стебель и сонно трепыхался, не решаясь взлететь.
«Великолепно! Великолепно!» – приговаривал я, аккуратно запихивая «добычу» в контейнер. Мотылек тут же принялся шуршать – обследовать узилище. Я осмотрелся и буквально под ногами обнаружил полуразрушенную кукольную колыбельку из глины. Вот откуда выбралось мое чешуекрылое!
Пока я разглядывал, стоя на четвереньках, кокон из сухой почвы, кто-то поднялся на дюну за моей спиной. Скатились несколько мелких камней, едва слышно хрустнули реброцветы, похожие на торчащие из земли селедочные позвоночники.
Я обернулся: склон и гребень дюны были пусты.
– Яков? Маттео? – Я был уверен, что на мой зов откликнется кто-то из братьев. Скорее всего – Яков. Почему? Потому что он чаще других выбирался в предгорья за образцами. А еще – потому что мне очень хотелось порадовать его своей находкой.
Когда же мне никто не ответил, я искренне удивился. Все это походило на неуместный розыгрыш.
– Яков! Томаш! – продолжал звать я, но пустошь откликалась лишь ноющим гулом песчаной мошки и колючим дыханием ветра.
Неожиданно я понял, что моего посоха на прежнем месте нет. Я прекрасно помнил, где сидел, переводя дыхание: земля возле пористого камня была изрядно