с другом новостью, рдея от неизбытного счастья:
– Скоморохи пришли! Лицедействовать будут!
Боярышня прилипла к оконцу. Шутиха, изображавшая пса, шаром катилась по светлице и заливчато лаяла.
Сенные девушки поползли на коленях к боярыне.
– Отпусти к лицедеям.
Марфа оторвалась от оконца и капризно всхлипнула:
– Да и меня повела бы потешиться!..
Горбунья забила ногою в бубен и прыгнула на лавку.
– Распотешь, боярыня-матушка!
И, метнувшись к двери, лающе крикнула:
– Дозволь с челобитною к господарю поскакать.
Пелагея оттолкнула дочь и бросилась к белилам. Шутиха уже приплясывала перед тиуном и скулила. Антипка важно выслушал просьбу и развалисто, подражая боярину, направился к терему Симеона.
Ряполовский, узнав о приходе скоморохов, сам заторопился на луг.
– Охальства не было ли в светлице? – спросил он порядка ради, напяливая кафтан.
Холоп закатил глаза.
– Грех напраслину возводить. Добро живет.
На лугу закипела работа. Рубленники спешно ставили помост для боярина.
Когда батожник свистом бича возвестил о выходе господарей, помост уже был готов.
Окруженные сенными девушками, на потеху, почти бегом, спешили Пелагея и Марфа. За Ряполовским гуськом тянулась вереница холопей.
Выводков пополз навстречу боярину, трижды стукнулся о землю лбом, выхватил у холопя кресло и сам установил его на помосте.
– Добрый смерд, – довольно шепнул жене Симеон. – Тьму[38] рублев при нужде возьму за него у Арефьича.
Васька услышал шепот и зарделся от вспыхнувшей надежды.
Развалясь в кресле, князь взмахнул рукой.
Один из скоморохов тотчас же перекувырнулся в воздухе. За ним, сверкая побрякушками и многоцветными лоскутами, с улюлюканьем, звериным рычаньем и диким хохотом закружились шуты. Взвыли сурьмы[39], дудки, сопелки. Все смешалось в бешеной свистопляске. Старик, с перепачканным в сажу лицом и кривыми рожками, выбивающимися из-под высокого колпака, стал на четвереньки. Хвост, болтавшийся по земле, стал собираться вдруг колечками и свернулся на спине змеею. На самом конце его высунулось огромное, расщемленное жало. Две светлые точки по бокам жала взбухли, налились кровью и зло заворочались. Крадучись, к старику подошел косматый, обросший с головы до ног мохом, – леший. Кто-то изо всей силы ударил в накры[40]. По желтой траве побежали в разные стороны водяные русалки и ведьмы. Хвост старика с присвистом взвился к помосту.
Боярыня в страхе спряталась за спину мужа. Симеон прирос к креслу.
Снова ухнули сурьмы. Прежде чем толпа успела опомниться, исчезла нечистая сила, и перед помостом пали ниц одетые в длинные саваны девушки. Часть из них, горбатые, безглазые и хромые, повалились одна на другую, выросли в чудовищную, беспокойную глыбу и, окруженные скоморохами, посбрасывали рубахи.
Ряполовский вопросительно поглядывал на жену и не знал, рассердиться ли или одобрить лицедеев.
– Сплясать