время, меня сейчас бы академики в анбулаторию положили, исследовали по полному ранжиру, и так далее, в тридцать три света и в мутный глаз… Мировая известность «Уверенному» бы пришла.
– Да уж, «мировая», – продолжал смеяться Деревянко. – А я не верю. Ни в какие грибки. Не-ве-рю, и все.
– Не веришь? Меня нэ уважаешь?! – от волнения сбиваясь на грузинский акцент, Цикорадзе вскочил, едва не стукнулся макушкой в низкий подволок. – Савсэм нэ уважаешь?!
– Да уважаю я тебя, успокойся, Гия, – схватил его за руку Деревянко. – И верю тебе. И Василию Иванычу верю. А вот в грибок ваш – увольте. Не верю!
– А я докажу!!! – продолжал горячиться Цикорадзе; признаться честно, он и сам не сильно верил в россказни боцмана насчет загадочного грибка, но недоверие друга возмутило, и он закусил удила. – Докажу!!!
– Докажешь? – наклонил голову Деревянко. – Спорим?!
– Спорим !!!– крикнул Цикорадзе.– Заключим этот самый… как буржуи говорят… пари. Пари, вот!
– Согласен, – капитан-лейтенант хитро сощурился. – А на что спорим?
– На что… на что…– Цикорадзе метнулся взглядом по своей строгой каюте, словно пытаясь отыскать в ней самый ценный предмет. – Да хоть на что угодно!!!
Боцман и Деревянко молчали, глядя на нешуточно разошедшегося командира «Уверенного».
– Да хоть на это !!! – не найдя ничего вокруг, Цикорадзе сунул руку во внутренний карман кителя и извлек самое ценное и самое святое, что имел – предмет своей гордости и завистливого восхищения всех прочих командиров: золотые часы.
Часы эти были поистине знатные, с множеством маленьких циферблатов, секундомером и хронометром, а главное – с гравировкой под крышкой:
«Командиру эскадренного миноносца «Уверенный» капитану третьего ранга Григорию Григорьевичу Цикорадзе от командования Черноморского флота за отличные показатели на боевых стрельбах эскадры.»
Боцман, охнув, снял мичманку и вытер рукавом тельняшки вмиг вспотевшую лысину.
– Да ну, брось, Гия! – испугавшись своего же предложения, воскликнул капитан-лейтенант. – Пошутили, и будет.
Но Цикорадзе, обычно простодушный, как ребенок, в решительные минуты был непоколебим.
– Нет, Опанас! Ты шутить – я нэ шучу! – отрезал он, вероятно, уже плохо представляющий, что из всего этого может выйти. – Ты мне нэ веришь, Василию Ивановичу нэ веришь – так вот будешь вынужден павэрить.
И решительно положил часы на стол.
– Нуу… – протянул Деревянко, видя, что отступления не предвидится. – У меня-то таких нема. Ящик самолучшей горилки против твоих часов – пойдет?
– Пойдет. Все пойдет! – согласился Цикорадзе. – Потому что все равно я выиграю.
Боцман похолодел, поняв, что судьба командирской реликвии повисла на волоске.
Условия пари были выработаны тут же и оказались предельно жесткими.
Завтра на рассвете боцману предстояло отправиться на отдаленную причальную бочку. Имея с собой лишь запас