надгробие, около которого стояли еще двое молодых монахов.
– Здесь покоится первый настоятель нашего монастыря. Каждые сто лет монахи открывают надгробье и меняют саван на нетленном теле, – сказал мне монах, отворивший ворота. А потом обратился к другим присутствующим со словами:
– Можете снять старый саван.
Те последовали приказу. Убрав остатки разложившейся материи, все трое приступили к молитве. Я стоял, потупив глаза, но мне очень хотелось взглянуть на нетленное тело. Не справившись со своим неуместным любопытством, придвинулся к открытой могиле, и, о, Боже! Передо мной лежал старик, с которым познакомились давеча. Я смотрел на спокойное, благородное белое лицо, обрамленное белыми волосами и белой бородой, и не мог поверить в происходящее. Из оцепенения меня вывел голос старшего монаха, который приказал накрыть тело новым саваном и закрыть надгробье.
– Ну что, сын мой, тяжело?
Видно все процедуры были закончены, и монах обращался ко мне.
– Да, – ответил я с трудом.
– Ну, ничего, потерпи немного, скоро отдохнешь.
Я промолчал.
Мы, со скоростью черепахи, шли через монастырский двор.
Монах вновь заговорил:
– Эх, когда думаю, как сражались с супостатами молодые монахи, и как сложили они голову за веру, аж сердце щемит.
– Вы это о ком?
– О том, в чью могилу ты сегодня смотрел.
Я чуть не упал:
– Что значит – молодой?
– То и значит. Настоятель был совсем молодым. Да ты и сам видел, за столько веков даже волосы не посветлели, каким был черноволосым, чернобровым богатырем, таким и остался… нетленным.
Сказать, что у меня случился шок, это ничего не сказать, так как я точно знал, что видел. Хотелось крикнуть – вы что, меня за дурака здесь держите? Но не было сил даже слово сказать, потому я промолчал.
Мы подошли к какой-то двери, выходившей прямо во двор.
– Вот, переночуешь здесь.
Я облокотился об косяк и стал левой рукой ощупывать стену внутри комнаты.
– Что ты там ищешь, – спросил монах.
– Включатель лампочки.
Монах от души рассмеялся:
– Вот тебе лампочка, – он подал мне свечу, – а вот и включатель, – и протянул что-то типа огнива. —Топчан в углу; вода для питья рядом с топчаном, в кувшине; вода для омовения в бочке за углом; отхожее место за огородами.
Я взял свечу и огниво, пробрался к топчану, упал на него и провалился в небытие.
III
Иногда мое сознание прояснялось, обычно это происходило тогда, когда кто-то вливал мне в рот какую-то до омерзения горькую жидкость. Бывало, что я осознавал, что еще жив, чувствуя, как меня ворочают, переодевают или обмывают. И вот, однажды, вдруг очнувшись окончательно, увидел склоненное надо мной улыбающееся лицо.
– Привет, – сказал монах, – с возвращением.
– Привет.
Я как-то сразу пошел на поправку, и уже через несколько дней грелся на солнышке, усевшись на пень