пути.
Наступило молчание.
– Вы вот, Эрнст Иванович, – заговорил Бестужев, – только что сказали одну фразу, смысл которой для меня неясен, туманен: «Я не хочу никому отдать Анну». Так?
– Так!
– Что должна означать эта фраза? Теперь мы наедине, мы можем говорить откровенно, – продолжал Бестужев.
– Извольте, я сам не люблю играть в прятки. Для вас, Петр Михайлович, кажется, не должно бы быть секретом, что ее светлость, Анна Иоанновна, подарила меня своею благосклонностью… Припишите это чему угодно: моей ловкости или ее скуке, – но факт остается фактом.
Бестужев изменился в лице и закусил губу.
Бирон заметил это.
– Вы, может быть, осуждаете меня за то, что я оглашаю тайну, какую обыкновенно не принято говорить даже на исповеди священнику? – спросил он. – Но, во-первых, вы сами настаивали на полной откровенности, а во-вторых, мы – не просто мужчины, а люди придворные, которым разрешено делать такие ходы, какие не дозволяются простым смертным.
«Ловкий он, ох, ловкий!» – проносилось в голове Бестужева.
– Итак, это совершилось, – продолжал между тем Бирон. – О том, что вы знаете это, не может быть сомнения. Лучшим доказательством служит ваше письмо к вашей дочери Аграфене Петровне Волконской.
– Как?! Вы и это знаете?
– Знаю. Хотите, я вам на память скажу начало его? «Я в несносной печали; едва во мне дух держится, потому что через злых людей друг мой сердечный от меня отменился, а ваш недруг (Бирон) более в кредит остался».
– Как вы узнали содержание этого письма? – глухо спросил Бестужев.
– А не все ли это вам равно, Петр Михайлович? Только вы одну ошибку допустили: я – вовсе не ваш недруг, а друг, а вот по отношению ко мне-то вы разные интриги пробуете подпускать.
Бестужева передернуло.
– Итак, я не хочу отдавать то, что мне принадлежит! – опять надменно выпрямился Бирон. – Вы извините меня, но это только русские дур… глупые люди глядят спокойно и хладнокровно, как мимо их рта проносят ложку.
– И конечная цель вашего домогательства? – прищурился Бестужев, играя лорнетом.
– Она так высока, что вы, donner-wetter! – даже не поверите мне! – потер руки Бирон.
Бестужев с нескрываемым удивлением глядел на тайного фаворита ее светлости.
Бирон подошел и заглянул во все двери кабинета.
– Что это вы делаете, Бирон? – спросил резидент.
– Иногда и двери имеют уши, ваше превосходительство, – прошептал «конюх», а затем, подойдя вплотную к Бестужеву и в упор глядя на него, продолжал: – Скажите, Петр Михайлович, вы верите в тайные науки магов и чародеев?
Бестужев усмехнулся:
– Вы положительно решили сегодня изводить меня загадками, любезный Эрнст Иванович.
– Однако вы не пожалеете о сегодняшнем вечере… Итак, верите вы или нет?
– Нет! – решительно ответил Бестужев.
– Напрасно! Смотрите на мою руку. Этой руке было предсказано, что она будет поддерживать корону.