закате пришла Евдокия Платоновна и объяснила, что припозднилась из-за коровы, что отбилась от стада, а пастух не заметил, и пришлось идти искать корову вместе с внуком Борисом – тот пробежался по березовым колкам, где днями паслось стадо, и отыскал пропавшую скотину. Потом дойка и вот к ночи занесла поесть – хорошо, что дежурный пропустил, но дотемна надо ей уйти.
Иван Петрович рассказал ей о суде и приговоре. Тёща слушала молча, поджав губы, и когда он закончил решительно сказала:
– Поеду в Омск, там, у мужа моего, Антона Казимировича, царство ему небесное, еще с купечества, был поверенный в делах, адвокат Лейбман, может, он жив ещё и уцелел, тогда посоветует и поможет, а я ему пару своих колец золотых за хлопоты отдам. Он сам апелляцию напишет или его потомки по адвокатской части.
– Не успеете вы Евдокия Платоновна оформить апелляцию, приговор дадут на руки послезавтра, а на обжалование дано всего пять дней и до Омска два полных дня пути.
– Ничего, успею обернуться: найму повозку туда и обратно будет стоить 150 рублей, если в тот же день обратно, вот ваши деньги и пригодятся.
– Как знаете, Евдокия Платоновна, только зря всё это – ничего путного при таких судах, что был сегодня, не получится. Эти большевики невиновных хватают и в тюрьмы или под расстрел подводят, даже своих товарищей по партии не щадят: вон Зиновьева и Каменева осудили к тюрьме, а они были большими людьми в партии, что уж говорить о таких как я: офицер и дворянин – значит, по ихнему, враг.
– При царях суды были не лучше, – возразила тёща. Вон моего Антона Казимировича тоже осудили не за поступок, а за намерения и сослали сюда из Петербурга. А он поднялся, один из каторжан, до купца, уважаемого человека – главное не опускать руки и дело делать, какое доступно.
– Ладно, зять, попытка не пытка, как говорил покойный Антон Казимирович: я все – таки съезжу в город, а там видно будет. Еду тебе тетка Полина носить будет, пока я в отъезде. Она и по хозяйству вместе с Анной похлопочет, а детям ничего говорить не будем – нечего их зря расстраивать, да ещё и проговориться могут, а нам с соседями ещё жить и жить, а такие как Генка Туманов могут сподличать и донести.
На том и порешили, Иван Петрович хоть и не питал иллюзий, но взбодрился, поел с аппетитом, и подкормил протрезвевшего сокамерника, которому побитая им жена не захотела принести передачу, и он довольствовался положенным ему кустом хлеба с кружкой кипятка.
В среду после пополудни Евдокия Платоновна уехала в Омск на нанятой повозке того же возницы, что привез Ивана Петровича со станции, а в субботу к вечеру возвратилась из города и сразу наведалась к зятю.
Иван Петрович читал случайную книжку, попавшую ему в руки от дежурного милиционера, когда в камеру зашла Евдокия Платоновна с узелком еды для передачи – иначе бы её не впустили к осужденному.
По уставу, зэков в камере надо кормить горячим питанием, но в районном отделе милиции не было ни кухни, ни повара и арестантов кормили родственники, которых пускали