что Пятикнижие написано Моисеем, и все же оно содержит отчет о его собственной смерти [Второзаконие, XXXIV, 6]; и в «Бытии» [XIV, 14] именем Дан назван город, про который в «Судьях» [XVIII, 29] сказано, что он получил это имя только в их время, а раньше был известен под именем Лаиш. Иосия вполне мог бы разорвать на себе одежды, если бы услышал слова «Книги Закона», ибо в ней осталось от Моисея не больше, чем в «Евангелии от Иоанна» осталось от Иисуса.
У нас имеется одна прекрасная альтернатива, которая предлагается нашим богословам, позволяя им выбрать самим и обещая уважать их решение. Только им придется признать одно из двух: либо Моисей был обманщик, либо его книги являются подделками, написанными в различное время и различными людьми, или же что они полны жульническими вставками. В любом случае этот труд теряет все права на то, чтобы считаться божественным Откровением. Вот проблема, которую мы приводим из Библии, – слово Бога Истины: «Являлся Я Аврааму, Исааку и Иакову с именем “Бог Всемогущий”, а с именем Моим Иегова [“Господь”] не открылся им» [Исход, VI, 3], – говорил Бог Моисею.
Это сообщение становится весьма поразительным, когда, еще не дочитав до «Исхода», читаешь в «Бытии» [XXII, 14], что «Авраам назвал то место» – где патриарх приготовился перерезать горло своему единородному сыну – «Иегова-ире»! (Иегова видит). Который из текстов боговдохновенный? Оба они не могут быть таковыми; который из них подделка?
Теперь, если бы Авраам и Моисей не принадлежали к одному и тому же святому сообществу, мы, возможно, помогли бы богословам, подсказав им подходящие меры, чтобы избегнуть этой дилеммы. Им следовало бы призвать на помощь почтенных иезуитских отцов – в особенности тех, кто был миссионерами в Индии. Последние ничуть не смутились бы. Они бы хладнокровно сказали нам, что, вне всякого сомнения, Авраам слышал имя Иегова и заимствовал его от Моисея. Разве они не утверждают, что именно они изобрели санскрит, редактировали «Ману» и составили большую часть Вед?
Маркион вместе с другими гностиками указывал на ошибочность идеи воплощенного Бога и поэтому отрицал телесную реальность живого тела Христа. Его сущность была только иллюзией; она не состояла из человеческой плоти и крови, также она не была рождена человеческой матерью, ибо его божественная природа не могла быть осквернена каким-либо контактом с грешной плотью[330]. Он считал Павла единственным апостолом, проповедовавшим чистое Евангелие истины, и обвинял других учеников в «искажении чистой формы евангельских учений, переданных им Иисусом, и в смешивании вопросов Закона со словами Спасителя»[331].
Наконец, мы можем добавить, что современная библейская критика, которая, к сожалению, стала действительно активной и серьезной только к концу прошлого века, – теперь в целом признает, что маркионовский текст единственного Евангелия, о котором он что-нибудь знал, – «Евангелия от Луки», значительно превосходит нынешние синоптические Евангелия и значительно вернее их. В «Сверхъестественной религии» мы находим следующее поразительное (для каждого христианина)