в определенных пространственных и временных пределах. Обусловлена исторически также и совокупность человеческих познаний, и наша способность постигать законы природы. А совокупность мыслимых форм – это нечто внепространственное и вневременное. Стало быть, и закон, который позволил бы дать абсолютное исчисление этих вневременных сущностей, также необходимо должен быть вневременным, абсолютным. Похоже, что здесь «по мосту биология – философия» движется, прикрытая «неклассической» драпировкой, старая-престарая знакомая, самая что ни на есть классическая идея «окончательной истины в последней инстанции».
Но будем считать, что, вопреки всякой философии (невольно хочется добавить: и вопреки всякому здравому смыслу), мы все же открыли закон, который позволяет исчислить всю полноту форм, на которую способна природа, и что никогда во все будущие времена природа не сможет изобрести ничего сверх того, что мы предусматриваем для нее сейчас. И тут сразу же возникнут вопросы: как проверить этот закон, иначе говоря, проверить полноту полученной с его помощью абсолютной системы форм? Как этот вневременной закон объяснит то обстоятельство, что реально осуществились именно эти, а не другие формы и осуществились именно в эту, а не в другую эпоху? Какие еще формы и когда и где реально осуществляется, а какие навсегда останутся лишь мыслимыми? Очевидно, что ни на один из этих вопросов ответ мы получить не сможем. Какова же будет эвристическая ценность такого закона, который нельзя проверить и который не дает ответа на самые основные вопросы, могущие нас интересовать? Не будет ли она равна нулю?
«Гомологические ряды» И.И. Вавилова имеют очень мало общего с идеей «мыслимых форм». Признаки, которыми оперировал Вавилов, были вполне реальными, эмпирически обнаруженными, и основу предсказательной силы своего закона Вавилов видел не в абстрактной полноте мыслимых форм, а в реальном генетическом родстве видов. Для убежденного и последовательного дарвиниста Вавилова все формы растений существовали только в определенную эпоху и в определенной географической среде.
Естественная система, рассматривающая реально известные организмы, непрерывно развивается и совершенствуется, отражая уровень наших познаний. Неизменной она оставаться не может; неизменной может быть лишь искусственная система, или классификация. Поэтому любая абсолютная и неподвижная система «мыслимых форм» будет не естественной, а искусственной системой.
Но прогресс систематики заключался до сих пор и, конечно, будет заключаться и впредь в последовательной и неуклонной элиминации элементов искусственности и априоризма, в выявлении индивидуальности и неповторимости каждого таксона и его положения в системе; короче говоря, – при сохранении формальной иерархии таксонов – в последовательной деформализации их содержания. А если под «номотетизацией», о которой упоминают авторы разбираемой статьи, подразумевать создание всеобщих формальных правил