от взрослых, стремятся, в основном, кулаком.
– А на «глазок» поставят, так ещё и от цириков достанется – дубинками по рёбрам. Не будешь в глазок смотреть – в камере изобьют, посмотришь снаружи отлупят. Помогите, а?
Васильев вытер нос рукавом.
– Чем же я тебе помогу, не я ж тебя стёкла заставлял вынимать?
– Ну, хоть поговорите, чтобы перевели. Я выйду – помогу.
– Извини, Юра, но я тебя что-то не понимаю. Ты что, меня сюда только за этим вызвал? Тебе, конечно, здесь туго, и поговорить с операми я могу, но есть же куча начальников в тюрьме, это их работа за твоим содержанием следить. Ты к ним обращался?
– Чтобы меня вообще убили? Я ещё не совсем чокнутый.
– А что касается твоей помощи потом, то извини, таких обещаний я столько наслушался – уши болят. Дорого яичко в Христов день. Если есть что для нас интересное – выкладывай, а в авансы я не верю.
– А про что рассказать?
– Меня всё интересует, не только стёкла лобовые. Кражи, наркота, угоны, короче, всё, и желательно поконкретнее Юрка вытер слезы.
– Я многого-то и не знаю. Наркотой на Ветеранов торгуют в переходе метро, по карманам бегают на рынке.
– Ну ты молодец! Да наркотой сейчас на всех углах торгуют. Ты бы ещё рассказал, что там колпачки крутят, а то вдруг мы не знаем. Нет, парень, так не пойдёт. Я что, три часа на дорогу потратил, чтобы узнать про наркоту на Ветеранов? Хватит слюни пускать, иди в камеру, честно говоря, мне уже скучновато становится.
– Нет, нет, ну подождите хоть немного, я не хочу в камеру, пожалуйста.
Кивинов снова присел на свой стул.
– Юра, я никогда не поверю, что ты ничего не знаешь. И кажется, я догадываюсь, почему ты меньжуешься. Тебе, конечно, тут плохо, но вытерпеть можно, а вот на воле длинный язык отрезают. После отсидки жизнь-то не кончается, а как тебя там встретят после того, как ты кого-то заложишь, это вопрос. Ну, ты шибко не переживай. Всё, что ты мне расскажешь, я использую так, что на тебя никто никогда и не подумает даже.
– Да плевать мне на это. Мне сейчас здесь выжить надо. У нас уже двое повесились. А когда выйду, разберусь. Но я, правда, пока ничего не знаю.
Кивинов снова встал.
– Стойте! – вдруг заорал Васильев и громко рассмеялся. – Вспомнил, вспомнил! Был случай один.
«Да, круто тут его задавили то плачет, то смеётся. Точно говорит, ему бы сейчас выжить, а на последствия плевать – вломит кого угодно, хоть мать родную, да ещё смеясь. Исправительно-трудовая система. Из любого человека тряпку сделают, не то что из Васильева».
– Ну, давай, послушаем.
– Сейчас, сейчас, когда же это было? Кажется, месяца два назад. Я на рынке возле метро «Проспект Ветеранов» крутился. Сошёлся с командой одной – они в колпачки играли. Свердловские. Приедут в Питер, поработают и в другой город. Потом снова сюда. Многие на игле. А вообще, их человек семь. Там рыжий один такой, Максом звать, вернее Максимом, но все его Максом звали. Я как-то с ним ширево искал, его ломало, он попросил помочь достать за бабки. А у меня были связи кое-какие, помог. Скорефанились, одним словом. Я несколько раз