и прослушал сообщение, записанное на фоне чего-то похожего на сильно замедленный и к тому же покореженный «Линэрд Скинэрд»[6]. «Это Ри. Оставьте здесь ваше сообщеньице. Чмоки-чмоки-чмоки». И смех. Я решил, что дам ей сутки на размышление, а потом позвоню ее сестре. Звонок от Ри раздался через два часа.
– Здрасте, это я, Ри! А вы психолог! – Тридцать семь лет, а голос звонкий, как у девчонки, и интонации подростковые.
– Да, это я.
– Жду не дождусь, когда мы с вами встретимся. Чтобы разобраться со всей этой хре… с тем, что устроила моя сестра.
– Как насчет завтра в десять?
– Заметано! Значит, до завтра!
– У вас есть мой адрес?
Молчание.
– Ой, нет… Ну вот, теперь вы решите, что я чокнутая.
Я продиктовал ей адрес.
– Так как? – снова спросила Шери. – Вам тоже кажется, что я чокнутая? Я не чокнутая, кто бы там что ни говорил. Просто нервничаю очень.
– Кому приятно, когда его судят…
– Да, но не это главное, док. Главное в том, что это моя сестра. А она – злобная извращенка.
Не такая уж извращенка, раз ты не побоялась подкинуть ей ребенка на целых восемьдесят восемь дней.
Вслух я сказал:
– Давайте поговорим об этом завтра.
– Завтра так завтра, – ответила она. – Только учтите, разговор будет долгий!
Шери опоздала на пять минут и, сверкнув улыбкой, извинилась за то, что «малость заплутала в ваших сумасшедших переулках».
Мой дом – квадратная белая коробка на самой вершине холма, куда ведет неразмеченная дорога, отходящая от бывшей тропы для верховой езды, которая, извиваясь по-змеиному, ползет от Беверли-Глен на северо-запад. Если вы уже были здесь, то найти его не составит для вас труда. Если нет, то – удачи.
Те, кто приходит ко мне впервые, обычно сразу обращают внимание на обилие света и вид из окна. Шери «Ри» Сайкс стояла посреди гостиной и смотрела в пол. Я пожал ей руку. Ее ладонь оказалась холодной и влажной на ощупь, и она тут же отняла ее, точно боясь, что повышенная секреция кожи может быть истолкована не в ее пользу.
Высокая, крепкого сложения женщина с волосами, выкрашенными в цвет апельсиновой газировки, она выглядела на все свои тридцать семь, и даже с лишком. Огненно-рыжие волосы имели изрядную длину и были заплетены в косу, кончик которой болтался на уровне поясницы. Пушистые прядки кудрявились над загрубевшим от солнца лбом. В мочках ушей покачивались серьги. Хрящ левого уха украшал черный металлический пирсинг. Висюльки на нем были из нержавеющей стали; миниатюрные цепочки чередовались с миниатюрными же буковками. С одной стороны это были буквы «экс», с другой – «оу»[7].
Да, самое то для суда.
Лицо у нее было узкое, удлиненное, с высокими скулами. Чуть скошенные книзу темные глаза и полногубый рот намекали на то, что когда-то она была красива. Косой шрам на подбородке, обветренная кожа и глубокие морщины свидетельствовали о том, что жизнь этой красотке выпала бурная и полная приключений.
Темно-синяя