и устрашающей. Ему становится не по себе и мысленно проскальзывает лифт возвращения — дзы-ы-нь! И это мой мир?
А ведь подобных провидцев здесь не сосчитать, только надави на больное место. И именно этот разгуливающий по городу смерти, крепыш, – чей дух воссоздан из страха перед потусторонним, – отлично справляется с этой игрушкой страха, пасуя ее каждому, словно мяч. Дифирамбы! коль найдется бесстрашный, отразящий его подачу. Кому не удастся, у того просто недостаточно сил к принятию такой правды; такого увозят в конвульсиях и эпилептических припадках в отдаленные места, где незамедлительно приводят в рабочее состояние безвозвратно тронувшийся ум. Этот серо-сизый, каменный мир гробниц, прикрепленных к горе́, – над которым кружат кондоры, клюющие остатки тления не живых и не мертвых окаменелых статуй, – естественный исход – если бы не это тайное стремление к другой жизни. Никогда не теряющиеся из виду дорожные разметки, знаки и светофоры в их головах, — «да», «нет», «уточнить»; водительские права с инструкцией по управлению своими механическими движениями и действиями. Что им не грозит, так это перегорание от эмоционального всплеска вдохновения. Роботы не испытывают эмоций, отчего и выход к «корням» закрыт. Из подворотней и канализаций источается смрад, но в самой усыпальнице/братской могиле — единый скелет из выбеленных камней. Ребра от позвоночного столба взмываются ввысь ламинарным никотиновым дымом – слегка искореженным, – в котором толкутся черви. Руки скелета впиваются в шейные позвонки, которые силятся сдавить в предсмертной агонии. Черепная коробка открыта и из нее вываливаются все еще горячие перегнившие кофейные зерна; своими длинными субтильными сплетениями корней они поросли в скелет, завладев нервными окончаниями; спящие почки, разбросанные по ним, оставляют надежду на будущее. Вот только… если до настоящего времени кофейные зерна находились в черепной кофеварке – без корней, то, что же случится теперь, если это дерево заплодоносит? — когда эти зерна уже проросли в самую суть их мира – в сердце, нервы и страх. Если до этого только голова была пьяна кофеиновой трезвостью правил, то теперь, может статься, все кофейные почки, каждый человечек в отдельности станет жить по своим правилам, – т. е. станет сам себе на уме. В таком случае начнутся разногласия; педантичный и выправленный робот закатит рукава – полетят детали. Но подождите, что же послужит тому причиной? Как могут корни преобразоваться в ветви? Наверное, по принципу сдавленного в руках шарика с водой: куда прибудет, а откуда отбудет. Хотя корней из головы как-то не вырастало. А может перегнившие кофейные зерна, – как мы изначально их определили, – есть не что иное, как корни? Отсюда ноги растут? Тогда кроновый склеп этого деревца образуют ветви, вздымающиеся дымом из ребер-высоток. Давайте посмотрим: некорневая система законов создана