насытить различными физическими пространствами возникшую внутри пропасть, где раньше помещались красивыми, гигантскими, подобными стихам громады слов «Школа», «Дружба», и так далее. Когда всё, подобно Цюррбиксовому аду, обрушилось, – то есть столь же абсурдно, словно б этого никогда и не было, – эти слова какой-то художник, привыкший рисовать посредством компьютера, масштабирующим инструментом сжал до малюсеньких надписей по углам бесконечного окна жизни. С открытой форточкой.
Хотя сейчас скорей «экрана жизни», с доступом, открытым лишь для мнимого хозяина этого экрана и для того, кто вечно лезет в его форточку. Теперь этот «кто-то», наверное, лезет сквозь корзину, когда-то намеренно удаленный; обходной путь.
Если в случае со школой ты как будто б заранее, хоть еще ничего не соображая, но все ж таки с некоторым осознанием, подписываешь почти добровольный контракт на определенный срок, и ее конец вполне логичен, то вот с дружбой-то должно быть как-то иначе.
«Должно быть». Клятiй маленький консерватор! Никому ничто и ничего не должно!
Ведь люди привыкли жить в системах. Потому очень многие имеют строго системный подход к «дружбе», «любви» и прочему и прочему. Заключают контракты: та «дружба» мне на год, та – на три месяца, эта – на три года, эта – на шесть, эта – на двенадцать, а вон ту девушку надо полюбить тридцать минут. Не больше, иначе придется переплачивать. Иными словами, на кой-то хуй изобретенными системами-шлюхами людишки насилуют слова, которые так любят олицетворять святыми.
Впрочем, кони мысли уже и сознание мое уносили в какие-то другие степи, и пока я в них не застрял, и не осквернил самоповторением и без того переполненную рассуждениями книгу, спрыгну с брички.
Вот в пространстве физическом кони знают, или, скорей, чувствуют грани дозволенного. И даже близко к границе с разными Монголо-Татариями меня пока еще не подбрасывали! Хотя загран я на кой-то черт сделал, думал, к другу буду в Эстонию ездить, он там учится. Но словно б не границу между странами он пересек, а границу, разделяющую «жизнь» и «нежизнь».
Но и чего я ожидал, если даже переезд друзей из твоей школы во взрослейшую жизнь получений высших спорообразований для них обрывает большинство связей с тобой? Я не раз распишу это самыми разными красками, как существующими, так и какими-то новыми – но недавно один человек лучше всех прочих охарактеризовал этот парад идиотии одним словом: «секта». Лучше не скажешь. Тем более, когда чрево заграницы попереваривает тебя в своих свободках, речи об особых сношениях со своим прошлом и вовсе быть не может.
Были у меня друзья – Платон, Николай. Еще из касты «чуть менее друзей», так сказать, Артур, Назар (они на выпуск младше меня, но спустя год дали и о себе знать метафизическому Тартару); пара подруг, среди которых – Ева, Александра о них чуть позже. Плюс к этому – те люди, которых я встретил уже в самом вузе, и дело не в том, что сей вуз – гуманитарная колыбель вопящей интеллигенции, в других