улыбалась, глядя на это. Да даже я улыбался, глядя на это. И подпевать бы начал – но вдруг этот мужик упал, так как не успел перешагнуть с исчезающих под покровом пола ступенек, уже доставивших его наверх. Таксист-эскалатор со злостью пнул пассажира, не захотевшего платить тихим спокойствием.
Когда поднялись и мы, мужик уже встал, и подоспевший сотрудник метрополитена вызвался даже сопроводить его к выходу – правда, по пути ему не удалось остановить очередное падение пьянчуги, но, все-таки, приятно видеть смешавшуюся с рабочей обязанностью неспособность человека стоять в стороне при виде дурачества, творимого одураченным алкоголем дураком.
Вышли из метро. Попрощались. Разошлись.
Скажет кто-нибудь: «Ну, а вот если бы ты вот все это время так усиленно не думал, о подноготной происходящего, не был бы зациклен на идее опластмассивания всего вокруг – а просто вот жил бы, жил бы да был, может, и было бы лучше тебе, и диалоги бы красочней вышли, и каких-то идеологично-культурных концепций бесполезных не выводилось?!».
Скажет, и скатертью ему по такой жизни дорожка.
«Жил да был». Очень верно будет подмечено этим «кем-нибудь» – ведь как раз тут я и жил, и был. Как раз тут, и как раз я – но вместо меня может быть любой другой, или другая, и разницы не будет практически никакой. Все одинаково. Точно так же, как человек одинаково будет относиться к любой другой своей собственности.
Я – куртка, зонтик, карандаш. Я просто служу человеку, таким же бытовым предметом дивного нового XXI века – другом.
Точнее сказать, человек – сито для смеха, какой-нибудь да «жизы», и воды буквально цитируемых рассуждений. Мало того, что он таким образом – предмет для других таких же предметов, он еще и предмет дырявый, через который все выльется. У детей, не расшинкованных златом и зеркалами, и у взрослых, сохранивших в себе эту нерасшинкованность, таких дырок гораздо меньше – в основном это дыры в памяти, либо дыры между пластов занятости сохранившихся как людей взрослых. Он, взрослый, вроде и рад тебя послушать, но другие люди, которые создали этот мир – забросанный бессмысленным мусором и залитый водой – мешают ему.
Видимо, и здесь (или «хоть» здесь) человек культурно уподобляется планете, заливая водой свое существование. Возможно, поэтому же возникает культурно-физиологическая смесь в виде заливания себя алкоголем, однако это уже непроверенная гипотеза – просто потому что по сути она тоже – проявление воды разцивилизованного сознания. Более чем водянистая, подкрепленная лишь набирающими из века в век и из года в год стереотипами, потребность в алкоголе – ради общения ли, ради жизни ли вообще. Или, опять же – последствие хламового мироустройства
Мне думается, что даже в такой вещи, как семейный быт, даже на ее отметке в старости – в жизни наших бабушек и дедушек – нет такого отношения. Хотя семейный быт – это, вроде как, то, что крушит оригинальность бытия с особенной