слов, бредом сумасшедшего или «нехудожественной речью».
Мда, разговорился. Собственно, далёкий Донбасс крепит во мне веру. Ибо там – там не просто какая-то точка конфликта «постбратских народов». Там даже не столкновение «околомировых» держав.
Там – столкновение цивилизаций, столкновение времен. Стремительно катящийся к нам под знаком невидимой свастики неофашизм, против русского мира. Только, пожалуйста, liber-raiding people, не вздумайте сразу отбрасывать книгу (хотя я надеюсь, вы ее уже отбросили, распотрошили, обоссали и сожгли), я вовсе не имею в виду какой-то политики, государственного устройства или чего еще.
Неофашизм – это похуизм. И тут уже никуда нецензурную лексику не денешь никакими силами.
Вы ведь хотя бы посмотрите, как элегантна свастика, особенно когда она, пытаясь как-то перегородить колесо сансары, начинает, уподобляясь ему же, вертеться, – причем, надо сказать, со всё более и более стремительной скоростью. Как же она элегантна!
Вот еще поворот – и крупного человека нашего маленького века вовсе уже и вовсе не видать. Ведь человек стоял поперек сансары, и можно было бы даже не заметить его на ее фоне незрячему глазу – но мешали ступни. Совершенно верно, ступни. Потому как у него они немного врозь – и как будто бы митингуют против движения сансары. Она как-то даже словно запинается о них, на долю секунды не понимая, куда ей вообще вертеться-то, в какую сторону. А уж если в профиль встанет…
Потому наше движение действительно способно менять время, менять землю, менять сансару.
Но вот свастика – она очень лицемерна. Она очень умна. Она подстраивается, адаптируется. Вот стоял человек спиной к сансаре – и она перекрывала его всего, хотя, в принципе, этого человека и так можно было бы и не заметить; но она не скрывает одну из его ступней, при условии такового положения спиной к сансаре, – ну или лицом, хотя кто вообще стоит лицом к колесу жизни. Таким образом, создавая только одну видимость истории для нас, только одно направление. Одна ступня повелевает застывшим в янтаре современности миром!
Отсюда в нас и возникает тот же самый похуистичный неофашизм – нам плевать. Пусть себе вращается колесико.
Плевать. Не наше дело. Нам плевать. Пусть себе ворочается колесико, а свастика еще и прикроет человечка от дождя озлобленных мочевых струй революционеров, но зато под свой зонт поместит сад оранжевых роз. Жизнь-оранжерея!
Еще хуже, когда какой-то человек вздумал встать в профиль. Тогда лицемерие свастики сказывается на все сто процентов. Ступни гордо указали в какую-то определенную сторону – даже если в ту же, куда вращалась сансара, всё равно похвально; тоже революция, в какой-то мере. А уж тем более, если какой-то безумец встал против ее вращения…
Но свастика тоже поменяется – и укроет его ступни полностью. И тогда мы вообще ничего не увидим. Вообще не будет человека.
Вообще. Абсолютно. Кромешный ноль, укрытый пропеллером фюрера-Карлсона.
Вот