Николай Шахмагонов

Любовные драмы русских поэтов


Скачать книгу

– Божественный дар, Любовь, как образ вечный, Любовь и красота спасут мир. Мы привыкли к этим фразам и часто повторяем их, не вдумываясь в глубочайший смысл сказанного. Юношам и девушкам, порою, родители дают «умные» советы: «Ты не люби эту, а люби ту» или: «Ты не люби этого, а люби того». Дают советы, совершенно забывая свою молодость, забывая то, что нельзя любить по заказу, невозможно назначить себе одну любовь и запретить – опять же самому себе – любовь другую.

      Вот такую «невозможность» насилия над собой, над своим сердцем, над своей душой сполна испытал Федор Иванович Тютчев.

      Один из биографов поэта написал: «В двух случаях из трех семейная жизнь Тютчева была трагедией и один раз – драмой».

      Это заявление – уже загадка. Но еще большая загадка – любовь Тютчева в зрелом возрасте одновременно к двум женщинам – к Эрнестине Федоровне Пфеффель и к Елене Александровне Денисьевой… Да, именно Любовь – не увлечение, не влюбленность, а большая любовь до боли сердечной. Строки, приведенные выше, адресованы поэтом именно Эрнестине.

      А может ли быть такое? И почему биографы называют то, что столь сильно вдохновило поэта, что, несомненно, дало неиссякаемые силы его творчеству, не иначе как трагедией или драмой?

      И где же разгадка любвеобильности? Поэт словно спешил, словно опасался, что у него отнимут предмет или даже предметы его страстной влюбленности, его любви. Часто такие истоки можно найти в юности, когда в пору самых искренних и незамутненных чувств возникают преграды, зачастую созданные лишь обычаями, а на деле являющиеся виртуальными.

      Считается, что первое поэтическое посвящение Тютчева адресовано Амалии Лерхенфельд (в замужестве Крюденер). Вот это стихотворение:

      Я помню время золотое,

      Я помню сердцу милый край.

      День вечерел; мы были двое;

      Внизу, в тени, шумел Дунай.

      И на холму, там, где, белея,

      Руина замка вдаль глядит,

      Стояла ты, младая фея,

      На мшистый опершись гранит,

      Ногой младенческой касаясь

      Обломков груды вековой;

      И солнце медлило, прощаясь

      С холмом, и замком, и тобой.

      И ветер тихий мимолетом

      Твоей одеждою играл

      И с диких яблонь цвет за цветом

      На плечи юные свевал.

      Ты беззаботно вдаль глядела…

      Край неба дымно гас в лучах;

      День догорал; звучнее пела

      Река в померкших берегах.

      И ты с веселостью беспечной

      Счастливый провожала день;

      И сладко жизни быстротечной

      Над нами пролетала тень.

      Но ведь и самое последнее в его жизни стихотворение, не просто посвящение, а посвящение, ставшее знаменитым и положенное на музыку, посвящено тоже прекрасной Амалии. Но этого мы коснемся в конце очерка.

      А пока попробуем разобраться, не таится ли за первым посвящением то нежное, непорочное, незамутненное чувство, которое мы называем