мы не перевоспитаем. Наоборот, опасно будет иметь в команде тех, кто в любой момент может ударить в спину поисковикам. Я предлагаю выяснить мотивы каждого, опросив жителей убежища и сравнив с объяснениями заключённых. После чего тех, кто сам пошёл на преступление, выставить на поверхность без права вернуться.
– Согласен с обоими вариантами. – Я уже несколько минут обкатывал посетившую меня интересную мысль и счёл нужным ею поделиться. – Но есть ещё одно предложение. У нас теперь появились дополнительные площади, которые нужно приводить в порядок. Возможно, там получится разместить всех людей с большим комфортом, создав что-то вроде коммунальных квартир в пустующих помещениях. Материалы мы добудем на поверхности, возможно, даже привлечём кого-то из нарушителей. Но понадобятся еще и те, кто будет чистить, мыть и скоблить отсыревшие за много лет комнаты. Сейчас они вентилируются, и, если убрать следы жизнедеятельности бомжей и искателей приключений, можно будет навести относительный порядок. Впрочем, есть мысль несколько комнат отдать под оранжереи.
Ещё раз обсудив озвученные варианты, и попробовав придумать другие способы наказать виновных, мы остановились на трёх первых, как наиболее приемлемых. Хотя дядя Гоша требовал ужесточить наказание, и отправить в ссылку всех, а Кузьмин, наоборот, пытался смягчить наши решения, ссылаясь на гуманность, ожидаемую от суда. Но когда юристу напомнили, что у нас и так немного людей, а ночью мы могли потерять тех, кто приносит явную пользу, и получить пятерых нахлебников во главе с диктатором, он не стал больше настаивать. Что касается дяди Гоши, или, Георгия Степановича, как его называли все, кроме меня – удалось убедить нашего мастера в том, что чрезмерная суровость наказания сильно понизит воспитательный момент. Мы ведь не запугивать сообщество собираемся. Поэтому, приняв решение, начали вызывать заключённых.
Первым Бахром с Костей привели того, кто выглядел старше и увереннее других. Это его дежурные срезали пулями из травматов, после чего остальные растерялись и не смогли долго сопротивляться. Преступника посадили на табурет, и тот устроился с независимым видом, широко расставив ноги и скрестив руки на груди. Словно всё, что происходит в комнате, его совершенно не касается. Рассматривал он нас с пренебрежительным выражением лица, а вот я вглядывался в него с интересом. Среднего роста, широкоплечий, подтянутый, с правильными чертами холёного лица, этот молодой мужчина, наверное, ни в чём не привык себе отказывать. Но, не смотря на нагловатую усмешку, было видно по его бегающему взгляду, что он боится. И не напрасно. Первым тишину нарушил Кузьмин:
– Мы навели справки у тех, с кем вы успели пообщаться за всё время пребывания в убежище. Ваше имя Азамат, вам двадцать четыре года. Фамилию и отчество не спрашиваю, в нынешних обстоятельствах они роли не играют. До того, как Ташкент подвергся бомбёжке, вы занимались частным бизнесом, держали несколько мясных лавок. Для чего и откармливали овец, которые сейчас занимают