же, – вяло удивился он, – так бездарно погибнуть. Предки не простят…»
На одном упрямстве он встал на колени, потянулся к тулу… И тут взгляд наткнулся на лежащего рядом нара. Обе стрелы в его глазницах слабо мерцали. И если бы не предрассветные сумерки, вряд ли бы Линд заметил это свечение.
Сам не понимая зачем, он потянулся к ближней стреле. Та на удивление легко вышла из мертвой плоти, хотя должна была глубоко застрять в кости.
Руки ощутимо дрожали.
Линд даже не пытался подняться на ноги. Встав на колено, следопыт несколько раз вдохнул-выдохнул, пару раз попробовал безуспешно натянуть тетиву, опустил лук, пережидая головокружение. А потом, вкладывая все силы, все же выстрелил. Прямо в белевшее пятно черепа неведомого чудовища.
Уже падая, Линд увидел, как ярко вспыхнула стрела, вонзаясь в цель. Как разлетелся на куски череп-шлем и как над ним взвился черный вихрь. Как в тот же миг из спины нара-жреца проклюнулся клинок последнего уцелевшего наемника.
И наступила тьма.
«Кажется, у меня появилась скверная привычка умирать», – успел подумать Линд.
В голове назойливо зудело.
«Странное посмертие», – подумал следопыт, пытаясь открыть глаза. Почему-то это не получалось. Линд попытался протереть их, но рук не почувствовал.
«Похоже, проповеди жрецов – всего лишь сказки, – досадливо подумал он. – В целом я так и предполагал… Два вопроса: что так зудит и почему я думаю?»
Зудение стало громче, а затем распалось на отдельные звуки, голоса, шум шагов, шуршание тканей – все то, что окружает нас постоянно и на что мы не обращаем внимания.
– Смотри, еще один живой! – раздался прямо в голове оглушительный хриплый голос.
– Да какой же он живой? – возразил другой, более молодой.
– Дышит – значит, живой. Гляди, как в лук вцепился.
– Да уж. Сразу видно, жадиной был.
– Прекрати, Жонт! Парень до последнего сражался в самом пекле. Не будь его – глядишь, ты бы не выжил. – И, понизив голос, но все равно очень громко с точки зрения сознания Линда, произнес: – Хотя лучше бы выжил он, чем такой слизняк…
– Ладно, – неохотно откликнулся второй. – Потащили. Но я предупреждаю: он сдохнет еще до того, как мы донесем его…
– Слушай, ты! – разозлился обладатель хриплого голоса. – Если он умрет, то СДОХНЕШЬ ты. Ясно?!
– Ясно, ясно, чего ты разбушевался? – пошел на попятную молодой голос. – Понесли уже.
И вся боль вернулась.
«Значит, еще в самом деле живой», – успел подумать Линд и вновь провалился в забытье.
– Человек Линд, хватит изображать из себя корневище, – вернул Линда в сознание голос шейри.
Он застонал. Не потому что было особо больно или очень уж плохо. Просто чтобы убедиться, что ему это доступно.
– Не, так не пойдет. Я не твоя мама, гладить по головке не стану. Ты не умер, хотя отчаянно пытался. Теперь уж ничего не поделаешь, придется жить.
Линд раскрыл глаза. На веках запеклась