мог заморозить воду.
Линд понял, что остался один.
Шевелиться он все еще не мог, разглядывать единственную травинку и семь камешков быстро надоело. Следопыт сам не заметил, как погрузился в сон.
Во сне Линд куда-то скакал – и за ним скакало войско… Ощущение свободы, полета, радостной ярости затопило его. Вот навстречу несется нар в шлеме-черепе, глазницы которого яростно пылают. Это жрец, пленивший дух мертвого монстра. И теперь дух дает ему силу и защиту, взамен получая жизненную силу поверженных врагов. Зверь, на котором сидит нар, ничем не напоминает благородного тонкокостного скакуна Линда, но под ним – он знает – надежный товарищ, специально выведенной породы толларо, которого не пугает звериный запах.
Линд вытягивает вперед и вниз руку, нагнетая в кисть кровь для удара. Близкая опасность будоражит кровь и заставляет раздувать ноздри…
Притом что сам следопыт на скакуне ни разу не ездил: в лесу эти красивые, грациозные и сильные животные, вечные спутники наров и рыцарей, становились бесполезной обузой. Как ни захватывал дух вид несущейся бронированной армады, Линд, связав себя с лесом, не собирался даже пробовать учиться на всадника. Хотя отец когда-то настаивал…
Следопыт качнул головой, отгоняя неприятную тему. Думать о родителях надо, но не здесь и не сейчас.
Он распахнул глаза и увидел всю ту же осточертевшую травинку. Вкуса крови во рту не было, сгустков тоже.
«Ничего не понимаю. С такой раной я должен был еще пол-луны маяться болью и кровотечением. А я… хм… Да я боли-то не чувствую. Или это тело затекло?»
Юноша, закряхтев, перевернулся. Темнело. То есть по-летнему, два удара колокола после заката. Через колокол начнется пиршество.
«А может, я и встану?» – поднапрягся следопыт. В голове зашумело, словно через уши потек ручей. Линд закусил губу… И, заорав от боли, рухнул на землю. Прямо в рану попал. Вновь потекла кровь, запульсировала болью челюсть.
Удивительно, но никто не обратил на его крик внимания.
Раненые были сложены возле той самой стены, откуда началось вторжение. Было их немного. Может, нары постарались, а может, родные забрали. Линду хотелось верить в последнее.
А издалека, с площади Встреч, неслись звуки праздника.
Юноша покачал головой: и впрямь не ко времени празднование затеяли.
Он полежал еще какое-то время, следя за тучами. Боль опять утихла. А от травинки (довольно жесткой), теперь впившейся в затылок, казалось, исходит тепло. Впрочем, это могли быть игры сознания: Линд не вполне чувствовал свое тело.
Тем временем совсем стемнело. Даже та пародия на свет, что окружала раненого, исчезла. А тучи остались, хотя дождь стих. Но за целый день лежания под мелкой изморосью даже влагостойкая одежда следопыта промокла насквозь.
Стало свежо, дневная духота ушла. Линд почувствовал озноб. Лежать дальше не хотелось.
С трудом, в несколько попыток, ему удалось подняться. Голова вновь закружилась. Стало совсем холодно.
«Сколько же я крови потерял? – подумал следопыт, едва не падая. –