бьющие в цель стихи, призывающие к борьбе с православной верой. Плакаты с цитатами Троцкого, Луначарского, Свердлова и Когановича.
– Ужас какой! – искренне произнес Вася, разглядывая их.– Сколько всякой дури! Вы только послушайте:
Партия Ленина шлет вам привет.
Бар и князей на Руси больше нет!
Правда, позднее, когда мы приступили к ломке старого дома, эта квартира нас не обременила. Бревна в ней буквально распадались на части. Всё тут стало от времени рыхлым и легким, не имеющим ни веса, ни упругости. Создавалась такое впечатление, будто эта часть дома начала растворяться в вечности как бы сама по себе. Хотя по всему было видно, что гниль в эту квартиру пробралась когда-то из соседней комнаты, расположенной за тонкой бревенчатой стеной, где уже давно протекла, а потом провалилась деревянная крыша. Говорят, в этой второй квартире жил когда-то отставной работник НКВД. Там в полумраке всё ещё стояла громоздкая темная мебель, должно быть конфискованная когда-то у местных богатеев. Среди этой мебели мое внимание привлекла тучная конторка на овальных дубовых ножках, потом – массивный книжный шкаф без стекла, до краев забитый какими-то желтыми газетами. Я обратил внимание на печь в синих изразцах. Потом на кресло без кожи, сквозь рваную обшивку которого проросли охряные от ржавчины спирали пружин.
Когда мы открыли дверь в третью часть дома, где стекла и стены были как новые, из неё бесшумно выпорхнула яркая птица, похожая не то на попугая, не то на большую синицу. Эта странная птица молнией метнулась в весеннее небо и растаяла в нем.
– Должно быть, сова, – решил Колька Замес.
– Нет, в старых домах совы не живут. Это, скорее всего, летучая мышь, – возразил ему Вася.
– Эх, ничего-то вы не знаете! – прервал их спор Александр Петрович с видом бывалого человека, – это птица «домовица», где придумает, там и поселится. Она людям счастье приносит, детей веселит, а старость отодвигает. Кто её ночью увидит – тому удача, а кто днем – тому горе.
– Почему же – горе?
– Потому что она не для глаз, её надо сердцем чувствовать.
– Ты наговоришь, тебя только слушай, – осадил его Колька Замес. – Птица домовица. Придумал чего!
После этого мы упорно работали на разборке дома два долгих летних дня, но гора древесной щепы и разной никому не нужной гнили на месте будущего строительства всё никак не убывала. При взгляде на эту гору у меня возникало такое чувство, будто я влип в какую-то тоскливую и длинную историю. Причем эта история явно была без счастливого конца.
Выпивать после второго рабочего дня мы устроились возле забора за густой раскидистой черемухой, так, чтобы с дороги случайным прохожим нас не было видно. И как только сели, так сразу заметили, что нас уже пятеро. С нами рядом сидит ещё один человек, которого мы, кажется, совсем не звали – это Боря Мамонт. Боря Мамонт нигде не работал вот уже несколько лет, но каждый день