уезжать. Аланд просил, чтобы уже завтра тут никого не было.
– Завтра и уеду. Поезжай.
– Завтра наступило, Гейнц.
– Утром уеду.
– Ты поедешь к себе?
– Разумеется.
– Я надеюсь, ты на меня не рассердился?
– Нет. Просто работы много. Ты не понимаешь, фенрих, как он это играл. Я не понимаю, мне не поймать этот звук. Как он это делает?
– Он не сказал тебе как?
– Он сказал – ищи, сказал, что ты знаешь. А как ты можешь это знать? Ты скрипку в руках не держал.
– Он тебя дразнил, Гейнц.
– Но скажи мне – как, почему от его звука меня прошибает до дрожи. А я?.. Это все не то. Ты торопишься?
– Нет, я жду тебя, думал, ты поедешь ко мне.
– Поиграешь со мной? Я понятия не имею, как и откуда ты можешь это знать, но он не шутил. Я помню твой концерт для двадцати музыкальных идиотов, куда тебя там черти до февраля уносили, но ты тогда играл не так, как всегда. Где ты был, что он тогда сделал с тобой? Уже год прошел, но ты с тех пор прежним собой так и не стал. Понятно, что пока ты носился с пеленками, вроде бы сделался попроще, но это в тебе никуда не делось. Он мне сказал, чтобы я перед тобой носа не задирал, что про звук на данный момент ты знаешь куда больше, чем я.
– Гейнц, я никуда не уезжал, все это время я был в Корпусе в интенсивной медитации, тогда Аланд не хотел, чтобы кто-то об этом знал.
– Он меня как кастрировал сегодня, вообще голос пропал, не звучит. Понимаешь, ничего не звучит, пустота.
– Тебе кажется, Гейнц, я не раз приходил к дверям, слушал тебя – великолепный звук.
– Это лепет, Вебер, это не звук, сыграй со мной. Я попробую сыграть от начала до конца…
– Гейнц, может, тебе наоборот стоит прерваться, ты переиграл? У тебя даже глаза воспалились.
– Не знаю, с чего им воспаляться, в ноты я не смотрю, сонаты Генделя я переиграл пацаном. Тебе что, трудно?
– Нет, я с удовольствием поиграю с тобой, давай пока не будем разбегаться по сторонам, ты всегда сможешь послушать меня, я тебе подыграю, если нужно. Где ноты?
– На полке. Фенрих, что может дать смотрение в пустоту? Я должен искать звук.
– Ты должен его слышать, Гейнц.
– Я его слышу, я не слышу его при звукоизвлечении, он не тот, что звучит внутри, а мне послезавтра играть.
– Ты великолепно сыграешь, а то, что ты собой недоволен, так я никогда не видел, чтобы ты был удовлетворен своей игрой, это всегда так было.
– Я еще играю черт знает с кем. Почему не с тобой?
– Я не знаю, думаю, Аланд пытается ввести тебя в консерваторские круги, тебе там преподавать. Я слышал, что твой концертмейстер – молодой, талантливый парень. Вряд ли он сыграет плохо, учат же их там чему-нибудь.
– То, что я там слушал несколько раз, пока с Аландом болтался, – так этому и учиться не стоит. Завтра к одиннадцати я должен быть на репетиции, договорились сыграться хоть накануне, я просил раньше, мне сказал Ленц, что в этом нет необходимости. А как ее может не быть?
– Но это профессиональные