мы поговорим и решим, что делать. Адрес говори.
Венцель пробормотал адрес таксисту, упрямо отворачивался от Вебера, опять на него накатило отчаянье. Вебер пытался увидеть его глаза, соображал, что сказать, как заставить его до утра ничего не натворить? И Гейнца оставлять нельзя, пил он не сухое вино, а что-то намного крепче.
– Клаус, я привезу завтра ноты двойных фортепианных концертов, Гейнц играть не будет, а мы через неделю сыграем.
– Вы так думаете?
– Я знаю, Клаус, завтра ты вернешься в свою Школу Музыки, утром приеду.
– Хорошо.
Машина уехала. Странно, что Гейнц доехал до дома без приключений, впрочем, его машина поцарапана, на каком-то из поворотов он уже искру для себя высекал. Вебер перевел дух и побежал наверх. Гейнц мрачно сидел за столом. Бледный, серый, круги под глазами, лицо его словно похудело, черты заострялись.
– Тебе плохо?
– Выпил лишку, не знал, что так развезет. Не смотри на меня.
Упираясь в стол, он с трудом поднялся и пошел в комнату.
– Гейнц, Венцель был в отчаянье. Я не мог пройти мимо.
– Мне какое дело? Я у тебя лягу, укрой меня чем-нибудь. Что-то мне плохо, но ты поезжай, знимайся. Слово даю – буду спать. Ты меня выручил сегодня. А в Италию и по Европе дальше я все-таки поеду, извини.
– Хорошо, хорошо, завтра расскажешь.
Гейнц не спал, Вебер слышал, как тот ворочается. Вебер прислушивался к звукам в комнате и ничем не мог заняться. Он перебирал ноты на полке, откладывая фортепианные дуэты. Начало светать. Гейнц, бледный и измученный, появился на пороге.
– Фенрих, что-то не то, – сказал он. – Сердце… У тебя ничего нет для такого случая?
«Не то» было до такой степени, что у него забирало дыхание, и черты лица его заострились, как у мертвеца, он напряженно держался за оба косяка и всё равно еле стоял.
– Гейнц, осторожно, ляг, – Вебер переложил его руку себе на шею, помог ему лечь, наклонился к его груди. – Лежи, я послушаю…
Вебер никак не думал, что врачебные инструкции Аланда понадобятся так скоро.
Вебера охватила паника.
– Повыше меня подними, не дышится. Опять эта ерунда…
– Молниеносно пошло. Надо было сразу сказать, что тебе плохо с сердцем. Лежи, Аланд мне все сказал.
– Я вчера сразу понял, что перебрал, поехал на озеро, думал, в холодной воде хмель сойдет. С ними-то я был всего час – бутылка коньяка на троих. Они с Ленцем пьют, как так и надо, еще заказали, молодцы – что Ленц, что этот итальянец.
– Ты еще и в ледяной воде наплавался?
– Ну, я же понимал, что от тебя мне влетит, если я такой явлюсь. К себе не поехал, понял, что не стоит от тебя пока уезжать. А тут этот слизняк…
– Гейнц, а если бы сердце в воде остановилось… И машина у тебя разбита.
– Поцарапана, я видел.
– Гейнц, не разговаривай, что Аланд сказал, то и буду делать, если бы Агнес была здесь…
– Извини, Вебер, что-то я, в самом деле, взялся тебе мешать с твоими концертами…
– О чем ты, Гейнц? Провались