ея Каролинѣ, и матери Лотты – отразились романтическіе взгляды Шиллера на любовь и дружбу.
3 августа.
Правда ли это, дорогая Лотта? Могу ли я надѣяться, что Каролина прочла въ Вашей душѣ и передала мнѣ изъ глубины Вашего сердца то, въ чемъ я не осмѣливался себѣ признаться? О, какою тяжелою казалась мнѣ эта тайна, которую я долженъ былъ хранить все время, съ той минуты, какъ мы съ Вами познакомились. Часто, когда мы еще жили вмѣстѣ, собиралъ я все мое мужество и приходилъ къ Вамъ, съ намѣреніемъ открыть Вамъ это, но мужество постоянно меня покидало. Въ моемъ желаніи я видѣлъ эгоизмъ, я боялся, что имѣю въ виду только мое счастье, и эта мысль пугала меня. Если я не могъ быть для Васъ тѣмъ же, чѣмъ Вы были для меня, то мои страданія огорчили бы Васъ, и моимъ признаніемъ я разрушилъ бы чудную гармонію нашей дружбы, лишился бы и того, что имѣлъ, – Вашего чистаго, сестринскаго расположенія. И все же бывали минуты, когда надежда моя оживала, когда счастье, которое мы могли дать другъ другу, казалось мнѣ безконечно выше рѣшительно всѣхъ разсужденій, когда я даже считалъ благороднымъ принести ему въ жертву все остальное. Вы могли бы быть счастливы безъ меня, – но никогда не могли бы быть несчастной черезъ меня. Это я въ себѣ живо чувствовалъ – и на этомъ тогда построилъ мои надежды. Вы могли отдать себя другому, но никто не могъ любить Васъ чище и нѣжнѣе, чѣмъ я. Никому иному Ваше счастье не могло быть священнѣе, чѣмъ оно всегда было и будетъ для меня. Все мое существованіе, все, что во мнѣ живетъ, все самое во мнѣ дорогое посвящаю я Вамъ, и если стремлюсь облагородить себя, то для того, чтобы стать болѣе достойнымъ Васъ, чтобы сдѣлать Васъ болѣе счастливою. Возвышенность душъ – прекрасныя и нерасторжимыя узы для дружбы и любви. Наша дружба и любовь будутъ нерасторжимы и вѣчны, какъ чувства, на которыхъ мы ихъ воздвигли.
Забудьте все, что могло бы принудить Ваше сердце, и предоставьте говорить лишь Вашимъ чувствамъ. Подтвердите то, на что позволила мнѣ надѣяться Каролина. Скажите, что вы хотите быть моею, и что мое счастье не составляетъ для Васъ жертвы. О, убѣдите меня въ этомъ, – однимъ единственнымъ словомъ. Близки другъ другу наши сердца были уже давно. Пусть же отпадетъ то единственное чуждое, что стояло до сихъ поръ между нами, и пусть ничто не мѣшаетъ свободному общенію нашихъ душъ.
До свиданья, дорогая Лотта. Я жажду спокойной минуты, чтобы изобразить Вамъ всѣ чувства моего сердца, которыя въ тотъ долгій промежутокъ времени, что это единственное желаніе живетъ въ моей душѣ, дѣлали меня то счастливымъ, то снова несчастнымъ. Какъ много еще долженъ я Вамъ сказать!
Не медлите отогнать навсегда мое безпокойство. Я влагаю въ Ваши руки все счастье моей жизни. Ахъ, я давно уже не представляю его себѣ иначе, чѣмъ въ Вашемъ образѣ. До свиданья, дорогая.
Три раза вскакивала я сегодня утромъ съ постели и подбѣгала къ окну, заслышавъ лошадиный топотъ, и надѣялась увидѣть тебя, но нѣтъ; каждый разъ то были телѣги мельника, нагруженныя тяжелыми мѣшками. Наконецъ я все-таки дождалась тебя, встала въ четвертый разъ