пара бочонков красной икры и соленой красной рыбы, и всю зиму мы сдабривали ими вареную картошку.
Позже, уже после окончания войны, у рек и протоков стали с начала путины выставлять военные посты, которые могли и огонь открыть по браконьерам, поэтому мальчикам не так легко стало добывать рыбу, но долина большая, всю ее не перекроешь, поэтому они всегда возвращались не с пустыми руками.
У этой прекрасной и богатой природы были, конечно, и свои минусы. Среди них самым болезненным, в полном смысле этого слова, оказался гнус – мелкие комары или москиты (по местному выражению – мошкá), которые нападали тучей на людей и скот, при этом их писк был настолько тонким, что ухо его не различало. Гнус набивался в волосы, попадал под одежду и жалил так, что открытые части тела распухали и краснели. Из-за этого даже коров выпускали на пастбища только ночью, когда гнуса становилось чуть меньше.
Правда, это бедствие продолжалось сравнительно недолго, примерно с месяц, а затем сменялось обычными комарами, мухами и слепнями, от которых можно было просто отмахиваться или сшибать руками.
Не меньше забот доставляли и клещи, приходилось очень плотно застегивать рубашку и куртку, повязывать волосы косынкой-банданой, подвязывать к ногам края брюк, но после каждого похода в тайгу все равно у кого-то обнаруживался клещ.
Другая беда начиналась осенью, с ее проливными дождями, которые могли продолжаться неделями и сопровождались большим разливом рек и речушек, превращающихся из мирных ручейков в ревущие чудовища.
Конечно, мы быстро привыкли к новым условиям, оценили их плюсы (и минусы), постепенно «отъелись» витаминной пищей, повеселели. Мама стала чувствовать себя лучше, начала тихонько напевать за машинкой (она работала в бухгалтерии завода, а по вечерам обшивала местных жителей).
Вскоре мы переехали на станцию Известковый завод (теперь это уже город Известковый), где была школа.
Теперь мы были гораздо дальше от войны, но и здесь она напоминала о себе ежедневными сводками Информбюро, по которым мы изучали географию, узнавали о существовании и местонахождении разных городов – Воронежа, Харькова, Сталинграда, Курска, Белгорода, запоминали и повторяли имена наших маршалов и героев.
Конечно, напоминала она и «похоронками», приходящими время от времени даже в наш маленький поселок. И взрослые, и дети жили ожиданием конца страшной войны.
Музыки в нашем быту практически не было, ни у кого не было и музыкальных инструментов. Ни у нас, ни у соседей и знакомых почти не бывало семейных праздников с застольным пением, как и поводов для такого веселья.
Хотя в поселке жили украинцы, русские, евреи, татары, нанайцы и корейцы, никакого национального фольклора я здесь никогда не слышал. В редких застольях звучали «Бежал бродяга с Сахалина», «По диким степям Забайкалья», «Степь да степь кругом» и другие песни из того же ряда.
С настоящим,