ее тут была. Она, ни слова не говоря, подошла к матери, обвила шею руками, а головой крепко-крепко к ней прижалась. Может, случайность, а, может, и нет, но сестра, только что сидевшая как истукан, на глазах ожила, взгляд стал осмысленным, обычным. Если бы сама не видела, то никогда бы не поверила. А что, если на мать действует энергетика любви дочери?
– Это исключать нельзя.
– Однажды, месяца три назад, я сделала замечание племяннице. При матери. Знаете, какая была реакция? Лиза грубо так оборвала меня и сказала, чтобы я не лезла не в свое дело. Этого я от сестры никогда раньше не слышала. Но я не обиделась.
– Одним словом, ребенок рос избалованным.
– Вроде, так, а, вроде, и нет. Трудно определенно сказать. Росла Мариша озорницей, но, мне кажется, ничего такого не позволяла. Вы понимаете меня? Вы знаете, как нынешняя избалованная молодежь: после первого же поцелуя – в постель лезет. Не думаю, что Мариша из таких. Впрочем, и рановато.
– Возраст нынче – не помеха, – заметил Дворкин, – и в такие годы ведут половую жизнь…
– Вы хотите сказать, что и моя племянница… – Женщина в ужасе смотрела на следователя.
– Успокойтесь. Мои слова не имеют никакого отношения к вашей племяннице. Более того, скажу (и это подтвердила экспертиза): во время того зверского изнасилования девочка была невинна.
– И слава Богу.
– Вы знали, с кем девочка дружила?
– Видела подружек-одноклассниц… две или три. На именинах Маришы были и парни. Постарше. Наверное, десятиклассники. Воспитанные парни. Худого ничего не скажу. Не заметила.
– Вы их помните, как зовут и где учатся?
– Я вас разочарую: не помню. И подружек не помню. Могу лишь твердо заявить, что убийство с друзьями девочки никак не связано. Тут что-то другое. Но что? Хоть тресни – ничто в голову не идет. Совершенно необъяснима смерть и матери, и дочери. Хотела бы помочь вам, но… – Она развела руками. – Извините, наплела тут много, а пользы – никакой.
Дворкин не согласился с ней.
– Ну, почему же… Во всяком случае, сейчас мне ясна жизнь погибших, а это тоже важно для следствия. Спасибо. Не сердитесь, если еще придется пригласить.
– Я понимаю, гражданин следователь. Неприятная процедура, но от нее никуда не деться. Я бы рада помочь. Но чем? Сама не знаю.
– И последнее, – Дворкин придвинул ей стопку исписанных листов. – Подпишите протокол допроса. Прочтите и подпишите… в конце каждой страницы.
Женщина бегло пробежала написанное и везде расписалась.
– Все? Могу быть свободной?
– Да. Но я подготовил постановление о признании вас законным представителем потерпевших. Если согласны, – он подал ей еще один заполненный лист, – то распишитесь тоже.
Женщина расписалась и вышла из кабинета.
23 января. Пятница. 16.00
В кабинете Фомина – не продохнуть. Пятнадцать человек расселись, как и где