может и не случиться для тебя счастливого конца. – Уже еле слышно прошелестел Толя, не рискнув при этих словах взглянуть на товарища. Анатолий понимал, чем обернулся для его друга, этот так званный «счастливый конец», об котором его настоятельно просили предупредить Эдуарда, но то были не те люди, которым можно было что то объяснять, тех особ и людьми сложно было назвать…
– Счастливого конца? – С холодной яростью просвистел Эдуард. – Счастливого конца? Да я жену и дочь схоронил, а вы мне, твари, о счастливом конце? Да я сам в петлю давно уже полез бы, если бы совесть позволила оставить ненаказанными виноватых в их смерти. Чем меня еще запугивать? Мне больше незачем дорожить своей жизнью.
– Они и это предвидели, Эдя. Просили передать, что ты им больше не интересен. Свое внимание они теперь, дружище, сосредоточили на твоей сестре, Наташе. Сказали, что теперь ее благосостояние зависит только от тебя.
Рассказав все это другу, Анатолий весь поник, невооруженным взглядом было заметно, что он лишь принужденный участник всей этой баталии, вестник по приказу из «верхов».
– Мы оба знаем Эдя, чем все это могло закончится. Я тебя не раз предупреждал. Ты меня извини, я знаю, что бью под дых, что ты уже дышишь через раз, из за чувства вины. Но ты всегда знал, что влез куда не надо. Я смог перебороть свои амбиции. Хотя я подозреваю, что иногда, ты полагал, что я продался. Возможно, в какой-то мере, это и так. Но не ради денег! Хотя и они есть, спорить не стану, а ради семьи. Чтоб моя жена и мои дети жили спокойно, чтоб возвращаясь домой я был уверен, что они целы и невредимы. Ты же всегда знал, что такой исход возможен, влезая в очередную авантюру. Знал, но надеялся, что минет. А не минуло! Всегда, Эдя, человек стоит перед выбором. Ты слишком идеалист, считая, что можно ничем не жертвовать с нашей работой. В нашей профессии либо семья, либо работа без семьи, иначе мы и наши близкие всегда будут ходить по лезвию ножа. Криминальные разборки, это тебе не сводка прогноза погоды. Тут с какой стороны не подойди, есть риск оказаться между молотом и наковальней. Нету в нашей системе никакой свободы слова. Есть только строгая цензура, по которой ты должен следовать, да так, Эдя, чтоб все массовое потребительство принимало ее за чистую монету. А с Архиповым связаться? Да это иначе как самоубийством то и не назовешь? Как ты вообще надеялся выйти сухим из этой мокрой истории? Сколько таких горячих голов полягло, пытаясь нарыть на него материал? Да ладно… Что ж уже тут..– С горечью махнул Анатолий рукой.– Это пожалуй все, что я хотел тебе сказать, считаю имею полное на это право, я тебе это как друг говорю.
За весь монолог Анатолия, Эдуард не подал ни единого звука. Как не старался тот заглянуть ему в глаза, чтоб увидеть в них, что тот об этом всем думает, Эдик ни разу не поднял голову, опущенную на крепко сжатые в кулаки руки.
– Да, и еще, Эдя, я прошу тебя, позвони мне когда немного придешь в себя. Разговор есть. На данный момент мы оба к нему не готовы, так что ни о чем не спрашивай, а там